Дни свободы

Но бывали в детстве Чехова и иные дни -дни, свободные от сидения в лавке и стояния в церкви, свободные от гимназического гнета, от уроков из латинского и греческого... Иногда не дни, а часы, иногда даже минуты. Ио каким он мог быть веселым, остроумным, неистощимым на выдумки! Оставшись один в Таганроге, он писал родным письма, полные юмора и утешения. «Часто, - вспоминает Михаил Павлович, - в письмах он задавал мне загадки, вроде: «Отчего гусь плавает?» или: «Какие камни бывают в воде?», сулился привезти мне дрессированного дубоноса (птицу) и прислал мне однажды посылку, в которой оказались сапоги с набитыми табаком голенищами: это предназначалось для братьев. Он распродавал те немногие вещи, которые оставались еще в Таганроге после отъезда матери, - разные банки и кастрюльки, высылал за них кое-какие крохи и вел по этому поводу с матерью переписку.

Не признававшая никаких знаков препинания, мать писала ему письма, начинавшиеся так: «Антоша в кладовой на полке...» и т. д., и он вышучивал ее, что по розыскам никакого Антоши в кладовой на полке не оказалось. Он поощрял меня к чтению, указывал, какие книги мне следовало бы прочесть.

В своем собственном доме Чехов был теперь уже только постояльцем. Таганрогский дом Чеховых, проданный за долги, занимал чиновник Селиванов. За угол и стол он потребовал от Антона, чтобы тот репетировал его племянника Петю. Петя Кравцов был славным пареньком, почти ровесником своего учителя. Они подружились, и Чехов провел лето в имении его отца на Дону. Он научился стрелять из ружья, скакал на лошадях, наслаждался прелестью любимой степной природы.

Охота, рыбная ловля, прогулки всегда были лучшим отдыхом для Чехова. А отдохнув, он опять охотно возвращался к компании молодежи, к играм и шуткам. Шуткой отгораживался он от унылых проповедей, от нравоучений, шуткой защищался от гимназического начальства. Чувство юмора не покидало его никогда. Еще в отрочестве он придумывал сюжеты будущих своих юмористических рассказов; например, он разыгрывал сцену с выдергиваньем зуба, впоследствии описанную в рассказе «Хирургия». Изображал он старика профессора, читавшего свою лекцию на научные темы; текст лекции вспомнил Чехов, когда писал позднее рассказ «Письмо к ученому соседу». Любил он сцену, в которой он играл градоначальника: в гимназическом мундире, со старой дедовской шашкой через плечо, он производил смотр казакам или стоял посреди собора на коврике, окруженный иностранными консулами.

Большое место в жизни Чехова занимало чтение. Один из его гимназических товарищей вспоминает, что наряду с серьезной, философской литературой большим успехом среди гимназистов пользовались тогдашние юмористические журналы «Будильник» и «Стрекоза». В этих журналах Чехов - уже через несколько лет - стал активным и желанным сотрудником. А пока он просиживал в воскресные и праздничные дни по нескольку часов подряд в городской читальне, где его товарищи, забывая об обеде, читали журналы и иногда разражались таким хохотом, что вызывали недовольство других читателей.

Посещал Чехов и городскую библиотеку. Чтобы получить книги домой, там нужно было внести залог два рубля: это было не так-то просто для Чехова, и нередко он бывал вынужден забрать деньги, но вскоре вносил их снова. Сначала он увлекался книгами о путешествиях. Дома настольной книгой были «Дети капитана Гранта» Жюля Верна. Потом Чехов стал читать классиков: Сервантеса и Бичер-Стоу, Гончарова и Тургенева. Потом заинтересовался критиками - Белинским, Писаревым, Добролюбовым. Прочел он - по совету брата Александра - и обширный труд по естествознанию: пятитомное исследование немецкого ученого Гумбольдта «Космос». Правда, он писал, что Саша «не достиг своей цели, прося, чтоб я прочел его. Я остаюсь тем же и по прочтении «Космоса». Но кругозор его ширился, все новые и новые горизонты открывались ему - горизонты, далекие от мелких интересов окружавшего его мещанского быта...