И. Е. РЕПИН. О ВСТРЕЧАХ С А. П. ЧЕХОВЫМ

(Печатается по тексту первой публикации: Одесские новости, 1910, № 8017, 16 января.

Чехов высоко ценил Репина. Ставил его на третье место в русском искусстве (после Толстого и Чайковского))

К сочинениям А. П. Чехова мне не пришлось много рисовать - в настоящее время нет никакого рисунка, относящегося к милому, незабвенному писателю (Известна иллюстрация Репина к французскому изданию рассказа «Мужики», сделанная по просьбе переводчика Роша).

И в жизни мне не посчастливилось в общении с ним. Встречались очень редко. Живее всего он рисуется мне при первой встрече. Он посетил меня в моей студии у Калинкина моста (вероятно, в 1887 году).

Положительный, трезвый, здоровый он мне напоминал тургеневского Базарова.

Как-то раз, сидя у меня, он увлекся воспоминанием своей практики земского врача. Нарисовал несколько живейших картин в деревнях, когда он являлся туда на вскрытие трупов скоропостижно умерших.

Дело происходило больше на открытом воздухе.

Зрители выползали со всех углов и переулков и все смелее и смелее обступали доктора, раскладывавшего хирургические инструменты вблизи покойника, торжественно лежащего на столе посреди улицы. Увлеченный своим неприятным делом по обязанности, Чехов не замечал, как любознательные мальчишки все больше и больше подвигались к умершему, наконец, мешали доктору... При этом воздух!.. Хотя и на открытом воздухе.

И вдруг при повороте раздутого мертвеца, полного газов, покойник сделал губами «бр-р-р». Публике показалось, что он оживает... С визгом бросились врассыпную, кувыркаясь друг через друга, во все стороны испуганные мальчишки (Об одном из подобных вскрытий Чехов писал Н. А. Лейкину 27 июня 1884 г).

Один раз в собрании Литературного общества мне удалось сделать с него очень удачный набросок (он не позировал) (Набросок сделан Репиным в Петербурге на заседании Русского Литературного общества 30 января 1889 г. Хранится в ИРЛИ). Кто-то выпросил этот набросок, по обыкновению (их много было сделано за время моего посещения собраний с разных лиц).

Тонкий, неумолимый, чисто русский анализ преобладал в его глазах над всем выражением лица. Враг сантиментов и выспренних увлечений, он, казалось, держал себя в мундштуке холодной иронии и с удовольствием чувствовал на себе кольчугу мужества.

Мне он казался несокрушимым силачом по складу тела и души.

Куоккала