А. П. ЧЕХОВ. ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ В. А. МАНУЙЛОВА
Хорошо вспомнить о таком человеке, тотчас в жизнь твою возвращается бодрость, снова входит в нее ясный смысл.
В своих рассказах, повестях и драмах Антон Павлович Чехов поведал человечеству с простотой и правдивостью большого художника о русской жизни, предшествовавшей революции 1905 года.
А. П. Чехов обладал теми качествами, которые А. М. Горький считал наиболее характерными для русской литературы: «демократизмом, страстным стремлением к решению задач социального бытия, проповедью человечности, песнями в честь свободы, глубоким интересом к жизни народа, целомудренным отношением к женщине, упорными поисками всеобщей, всеосвещающей правды» (М. Горький, О современности: М. Горький, Стаьти 1905 - 1916 гг.. Пг., «Парус», 1918. стр. 86.) .
Наследник и продолжатель лучших реалистических традиций русской классической литы, А. П. Чехов зорко всматривался в жизнь со всеми ее горестями и радостями. Он воспринимал жизнь как бесконечный процесс, утверждая, что жизнь вечна, что в основе человеческой деятельности лежит преемственность идей, а смысл жизни - в правде и красоте
(«Студент»). «Желание служить общему благу должно непременно быть потребностью души, условием личного счастья...» - читаем мы в записной книжке А. П. Чехова (А. П. Чехов, Записная книжка I (1891 - 1904). А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, Гослитиздат, М., 1946 - 1951, т. 12, стр. 198 (в дальнейшем это издание всюду обозначается сокращенно: Чехов).. )Глубокое понимание взаимосвязи всех явлений жизни и деяний человеческих свойственно Чехову и присуще его любимым героям. Чехов говорил о том, что «ничто не проходит бесследно, и что каждый малейший шаг наш имеет значение для настоящей и будущей жизни» («Моя жизнь») (Чехов, т. 9, стр. 189.).
Внимательный к окружающей действительности художник никогда ничего не выдумывает от себя, не изображает того, «чего нет на свете». По мнению Горького, «страшная сила» таланта Чехова заключалась именно в этой беспощадной правдивости, в беззаветной и страстной любви к великому делу жизни, к народу, к литературе (М. Горький, Собр. соч. в тридцати томах, Гослитиздат, М., 1949 - 1955, т. 23, стр. 314 (в дальнейшем это издание всюду обозначается сокращенно: Горький.)).
Глубоко человечные и правдивые повести, рассказы и драмы Чехова написаны просто, точно и кратко. Мастер короткого рассказа, Чехов стоит в одном ряду с Пушкиным, Лермонтовым, Тургеневым и Л. Толстым. Как новатор в области драматургии Чехов - прямой продолжатель Гоголя и А. Н. Островского, вместе с тем он учитель и предшественник А. М. Горького.
Когда в 1900 г. в журнале «Жизнь» был впервые опубликован рассказ Чехова «В овраге», А. М. Горький откликнулся восторженной рецензией, в которой, между прочим, писал: «Как стилист, Чехов недосягаем, и будущий историк литературы, говоря о росте русского языка, скажет, что язык этот создали Пушкин, Тургенев и Чехов» (Горький, т. 23, стр. 316..)
Дореволюционная русская критика видела в Чехове пессимиста, поэта «сумерек» и «хмурых людей». Действительно, произведения молодого Чехова навеяны русской жизнью 80-х годов XIX века, когда политическая реакция, казалось, надолго разобщила и загнала в подполье передовые силы молодой России. Но было бы ошибкой считать, что в эту пору политической реакции русская культура остановилась в своем развитии или что политический кризис 80-х годов целиком определил и безнадежно ограничил творчество наших лучших художников, ученых и мыслителей.
В. И. Ленин в статье «Победа кадетов и задачи рабочей партии» утверждал, что «мы, революционеры, далеки от мысли отрицать революционную роль реакционных периодов». Так и эпоха 80-х годов оказалась богатой событиями большого значения. «Именно в эту эпоху всего интенсивнее работала русская революционная мысль, создав основы социал-демократического миросозерцания» (В. И. Ленин, Соч., т. 10, стр. 230..)
В 80-е годы все еще сказывался могучий сдвиг, происшедший в истории русской культуры в 1840 - 1860 гг., продолжалось, может быть, и скрытое, но активное усвоение молодежью лучших достижений русской философии XIX века; наконец, 80-е годы в русской литературе, театре и живописи - новая стадия в истории расцвета реалистического искусства. В это время с неослабевающей энергией продолжают работать такие деятели русской науки, как Д. И. Менделеев и К. А. Тимирязев. Зарождается гениальное учение И. П. Павлова. Наиболее яркие моменты из жизни народа запечатлеваются на монументальных полотнах В. И. Сурикова, силу русского характера воссоздает в своей живописи И. Е. Репин, поэзию родного пейзажа открывает И. И. Левитан. Имена П. И. Чайковского, М. П. Мусоргского, А. П. Бородина, Н. А. Римского-Корсакова привлекают к русской музыке внимание всего мира.
Русская материалистическая философия, созданная Белинским, Герценом, Чернышевским, выдвинула нового деятеля в лице Г. В. Плеханова. В. И. Ленин оценил философские работы Плеханова как «лучшее во всей международной литературе марксизма» и подчеркнул, что самое ценное в творчестве Плеханова относится именно к 1883 - 1903 гг. В первый год этого знаменательного двадцатилетия - 1883 - основана первая русская марксистская группа - «Освобождение труда» (В. И. Ленин, Соч., т. 32, стр. 73; ср. т. 20, стр. 333.. )Следующие годы ознаменованы победой марксизма, выросшего на плодотворной почве многовековой культуры человечества.
Русская литература в те годы не отставала от общего уровня русской культуры. Наши писатели, так же как ученые, мыслители, художники и музыканты, чутко отображали чаяния и думы народа, его стремление к лучшему будущему. М. Е. Салтыков-Щедрин и Лев Толстой, Д. Н. Мамин-Сибиряк, Н. С. Лесков и В. Г. Короленко - каждый по своему откликался на русскую жизнь, но все они, эти старшие современники Чехова, по праву заняли свое место в нашей художественной литературе.
В 90-е годы в русской общественно-политической жизни намечается новый и очень значительный подъем. Появляются первые работы В. И. Ленина. Зазвучали бодрые призывы буревестника грядущей революции Максима Горького. В эти годы создаются наиболее зрелые произведения Чехова, не только свидетеля, но и участника предгрозовой страды русской жизни. Чехов показал в своем творчестве, как нарастало чувство неудовлетворенности окружающей действительностью, как охватывала лучших людей тревога за будущее, как велика была жажда коренных перемен.
Ветеринарный врач Иван Иванович Чимша-Гималайский, один из персонажей рассказа Чехова «Крыжовник», говорит своему собеседнику: «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда - болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других» (Чехов, т. 9, стр. 273.. )Таким «человеком с молоточком» для русского читателя стал Чехов. К сытым обывателям-мещанам, к задавленным нуждой и отчаянием «мелким людям» обратился он с горьким упреком: «Скверно вы живете, дальше так жить нельзя!» Но не отчаялся писатель. Хмурым и серым людям он противопоставил честных, интересных, умных, неутомимых «друзей России». И по меткому слову Горького, сам А. П. Чехов был «одним из лучших друзей России» (Горький, т. 23, стр. 314..)
Чехов любил свою Родину, ее народ и природу. Он горячо верил в светлое будущее России. В рассказе «Крыжовник» его герои думают о том, «как велика, как прекрасна эта страна» (Чехов, т. 9, стр. 266.. )В своих письмах Чехов часто восхищался русским народом. 14 мая 1890 г. он пишет М. П. Чеховой о сибиряках: «Вообще народ здесь хороший, добрый и с прекрасными традициями» (Там же, т. 15, стр. 74.. )В письме к Суворину от 22 января 1892 г. Чехов восклицает: «А какой прекрасный народ в Нижегородской губ. Мужики ядреные, коренники, молодец в молодца - с каждого можно купца Калашникова писать. И умный народ» (Там же, стр. 308.).
Ненавидя самодовольную пошлость и ленивый паразитизм, Чехов всегда рад был всякому проявлению человеческого достоинства и самоотверженной любви к людям. Как и Горькому, Чехову свойственен глубокий социальный оптимизм. Вот почему с таким волнением восклицал Чехов в одном из своих писем: как богата Россия хорошими людьми!» (Чехов, т. 15, стр. 77.).
В середине прошлого века Таганрог был шумным торговым городом. В его гавань плыли корабли из Италии и Испании, Англии и Египта. Они везли вина, фрукты, пряности. Отсюда вывозились сотни тысяч четвертей зерна. Таможня работала круглые сутки. На набережной у пакгаузов, в итальянской опере, в кофейнях наравне с русской звучала греческая, турецкая, итальянская речь. Торговый Таганрог соперничал тогда с Одессой.
Вскоре, однако, первенство перешло к Одессе и Ростову-на-Дону. По соседству быстро разрастался Ростов. Пароходы направлялись теперь в устье Дона, где строилась Владикавказская железная дорога. Таганрог пришел в упадок, порт обмелел, на улицах и пристанях стало тихо и пусто. Жизнь отхлынула к другим берегам.
На поросшей травой Монастырской улице в двухэтажном домике в 60-е годы XIX века жил Павел Егорович Чехов. Наверху в маленьких комнатках - семейство, жильцы. В первом этаже - столовая, кухня и лавка. На вывеске чуть покосившиеся буквы: «Чай, сахар, кофе, мыло, колбаса и другие колониальные товары». В этом домике прошли детские годы А. П. Чехова.
Антон Павлович Чехов родился в Таганроге 17(29) января 1860 г. Отец его, Павел Егорович, происходил из крестьян Воронежской губернии. Дед великого писателя, Егор Михайлович Чех, был крепостным помещика Черткова, отца того самого В. Г. Черткова, который был близок с Л. Н. Толстым. Откупившись на волю, Егор Михайлович переселился на Дон и стал управлять громадными имениями графа Платова.
Павел Егорович пошел «по торговой части», служил приказчиком и за три года до рождения Антона Павловича открыл в Таганроге свою бакалейную торговлю. Как ни пытался Павел Егорович крепко поставить свое дело, это ему не удавалось. Торговля была для него не столько призванием, сколько обязанностью: надо было содержать большую семью. Одной коммерцией отец писателя удовлетвориться не мог. Самоучкой выучился он играть на скрипке, отлично знал церковное пение и руководил хором, писал красками; сохранились иконы его работы.
У Павла Егоровича и Евгении Яковлевны Чеховых было пять сыновей - Александр, Николай, Антон, Иван, Михаил и дочь Мария. Будучи человеком патриархальных взглядов, Павел Егорович воспитывал детей в строгости.
Начальной грамоте Антон Павлович обучался в греческой школе. Он учился среди детей мелких ремесленников, матросов, портовых грузчиков. Подобно Горькому, Чехов рано узнал русскую провинциальную жизнь.
В 1868 г. восьмилетний Антон поступил в приготовительный класс Таганрогской классической гимназии. Свободное от уроков время он должен был проводить в лавке отца: «…я страшно испорчен тем, что родился, вырос, учился и начал писать в среде, в которой деньги играют безобразно большую роль»,- сетовал Чехов впоследствии в одном из писем (Чехов, т. 14, стр. 159 - 160..)
В 1873 г. в Таганрогском уездном училище открылись бесплатные ремесленные классы. В них могли обучаться гимназисты. И Павел Егорович определил сыновей Ивана, Николая и Антона в эти классы, чтобы еще до окончания гимназии «дать им верный кусок хлеба». Антон Павлович обучался сапожному и портняжному ремеслу.
Каждую субботу семья Чеховых отправлялась ко всенощной. Возвратившись из церкви домой, пели и читали молитвы. Утром шли к ранней обедне. Павел Егорович составил из сыновей хор и пел с ними по приглашению на клиросе.
Безрадостные детские годы сказались в творчестве Чехова. Как отметил еще брат писателя Александр Павлович, в повестях и рассказах Чехова образы детей вызывают сочувствие и сожаление. Дети в произведениях Чехова - «существа страждущие или же угнетенные и подневольные. Варьке, отданной в услужение к мастеровому, нет времени выспаться, и она душит ребенка в колыбели, чтобы сладко заснуть («Спать хочется»). Егорушка, которого родственник и сельский священник везут в город учиться, не выдается во всем длинном рассказе («Степь») ни одной чертой, которая говорила бы о его жизнерадостности. Даже группа детей, так оживленно играющая в лото («Детвора»), играет не в силу потребности детски-беззаветно повеселиться, а от гнетущей скуки, на которую обрекли эту детвору уехавшие в гости родители» («Чехов в воспоминаниях современников», Гослитиздат, 1952, стр. 2 - 3 (в дальнейшем это издание обозначается сокращенно: «Чехов в воспоминаниях...»)..)
Евгения Яковлевна материнской лаской смягчала суровое детство своих детей, но и она не была в силах сломить деспотизм Павла Егоровича. Это была добрая, правдивая женщина, с нежным характером, с живым умом, с большой любовью к людям, ко всему живому. Она хорошо рассказывала, и дети любили ее слушать.
Антон Павлович нередко говорил: «Талант в нас со стороны отца, а душа со стороны матери».
В самом деле, дети Чеховых были исключительно одаренными. Старший - Александр - стал известным журналистом, Николай - прекрасно рисовал, Мария Павловна - ближайший друг Антона Павловича, его помощница во многих начинаниях и впоследствии хранительница дома-музея в Ялте - также художница, Иван - был талантливым педагогом, Михаил - беллетрист, автор воспоминаний о брате.
Несколько раз во время летних каникул братья Антон с Николаем ездили в имение графа Платова Княжую к дедушке Егору Михайловичу.
Поездки на лошадях или на волах по знойной летней степи сроднили Чехова с южной русской природой и впоследствии отразились в повести «Степь». Он чувствовал себя в степи «как дома, и знал там каждую балочку».
В 1876 г. Павел Егорович окончательно разорился и вынужден был продать лавку дом. Семья Чеховых перебралась в Москву, где Александр уже учился в университете, а Николай в Училище живописи, ваяния и зодчества. Антон Павлович остался один в Таганроге кончать гимназию. Отец ничего присылать не мог, он служил в Москве конторщиком в Торговых рядах и вся семья кое-как перебивалась на его тридцать рублей в месяц. Пришлось существовать случайными заработками, главным образом уроками.
Летние каникулы Чехов проводил теперь в имении своего ученика Кравцова, которого готовил в юнкерское училище. Жизнь в глухой степной усадьбе впоследствии отразилась в рассказе Чехова «Печенег».
В течение последних трех лет пребывания в гимназии и самостоятельной жизни в Таганроге Чехов очень много читал. Крайне стесненный в средствах, он выписывал газету «Сын Отечества», в которой постоянно печатались обзоры таких «толстых» журналов, как «Отечественные записки», «Русская старина», «Вестник Европы», «Русский вестник». В этой же газете были помещены специальные статьи о романе Тургенева «Новь», об «Анне Карениной» Л. Н. Толстого, о «Последних песнях» Некрасова, о пьесах Островского, о сатирах Салтыкова-Щедрина. В Таганрогской библиотеке Чехов брал книги Гончарова, Тургенева, изучал работы Белинского, Добролюбова, Писарева, знакомился с выдающимися произведениями западноевропейской литературы. Так, в эти годы он читал Сервантеса, Шекспира, Гёте, Шиллера, Гюго и современных ему европейских романистов. Чехов принимал ближайшее участие в гимназическом рукописном журнале «Звездочка» и сам «издавал» юмористический журнал «Заика», пересылавшийся старшим братьям в Москву.
Вопреки строжайшим запретам гимназического начальства, Чехов часто посещал театр. Чтобы обмануть бдительность классных надзирателей, гимназисты переодевались в штатское платье и даже гримировались. Через знакомых актеров, бутафоров, через машиниста сцены завязывались связи с театром и открывались пути на тесную, душную галерку.
В годы, когда Чехов посещал Таганрогский театр, там ставились трагедии и комедии Шекспира, Грибоедова, Лермонтова, Гоголя, Островского. Наряду с классическим репертуаром, многочисленные заезжие труппы исполняли всевозможные чувствительные мелодрамы. В погоне за наживой антрепренеры не заботились о художественной стороне спектаклей, пьесы ставились с двух-трех репетиций, в жалких и случайных декорациях (См. обозрение театральной жизни Таганрога по материалам южных газет 70-х годов в книге: М. Семанова, Чехов в школе, изд. 2-е, Учпедгиз, Л., 1954, стр. 18 - 19.).
Близкое знакомство с бытом и нравами русского провинциального театра вскоре сказалось в ранних рассказах Чехова: «После бенефиса», «Трагик», «Калхас», «Комик» и др. Вслед за Островским Чехов запечатлел образы актеров-неудачников, преданных искусству, порой поднимающихся до настоящего вдохновения, но задавленных нуждой, притесняемых грубыми дельцами-антрепренерами.
Одаренный чувством юмора и актерскими способностями, юный Чехов сам постоянно разыгрывал перед знакомыми целые сцены. Еще до отъезда старших братьев в Москву он раздобыл какие-то особенно забавные рассказы и мастерски читал их. Однажды Чехов нарядился нищим, написал потешное просительное письмо, через весь город отправился к своему дяде и вручил ему это письмо. Никто не узнал мистификатора, получившего милостыню - три копейки.
Был в репертуаре Чехова веселый номер, из которого впоследствии возник известный рассказ «Хирургия». Антон Павлович исполнял роль «зубного врача», а его брат Александр - «пациента».
Позднее у гимназического товарища Дросси в большом пустующем амбаре е глубине двора устраивались любительские спектакли. И Чехов в этих спектаклях принимал живейшее участие. По отзыву Дросси, Чехов-гимназист «играл мастерски».
Театральные интересы Чехова-гимназиста и его участие в любительских спектаклях способствовали раннему развитию в нем чувства сцены, сценического действия, сценической речи. Все это впоследствии пригодилось Чехову-драматургу.
В 1879 г. А. П. Чехов окончил Таганрогскую гимназию и расстался с ней навсегда без всякого сожаления. Впоследствии Антон Павлович чаще всего вспоминал о своих учителях, как о «мертвых фигурах». И неудивительно, ведь это было время „самого строгого школьного режима, время беспощадного господства классицизма» (П. П. Филевский, Очерки из прошлого Таганрогской гимназии, 1906, стр. 26., )когда усиленным изучением древних языков пытались отвлечь молодежь от политических интересов, от революционной борьбы. В обобщающем образе учителя греческого языка Беликова («Человек в футляре») Чехов запечатлел черты бездушных и придирчивых преподавателей и классных надзирателей П. И. Вукова, А. Ф. Дьяконова, И. О. Урбана и др.
Зато к родному Таганрогу Чехов навсегда сохранил заботливую любовь и привязанность. «Вот если захочется отдохнуть,- писал Чехов в 1895 г.,- то приеду в Таганрог... Воздух родины самый здоровый воздух» (Чехов, т. 16, стр. 227..)
Чехов приезжал в Таганрог трижды: в 1887, 1894 и 1899 гг. Родной город и его окрестности отразились в повестях «Степь» и «Моя жизнь», в рассказе «Огни». Из Лопасни и Москвы, из заграничных поездок, из Ялты Чехов присылал в Таганрогскую библиотеку всевозможные книги, помог наладить работу справочного отдела, вел переговоры с И. Е. Репиным об этюдах для Таганрогского музея, со скульптором М. М. Антокольским о памятнике Петру I. До последних дней следил Чехов за жизнью Таганрога, переписывался со своими друзьями, выписывал «Таганрогский вестник» (См.: М. Семанова, Чехов в школе, изд. 2-е, Учпедгиз, Л., 1954, стр. 26; Л. П. Громов, Этюды о Чехове, Ростиздат, 1951..)
В августе 1897 г. А. П. Чехов приехал в Москву и поступил на медицинский факультет Московского университета. По собственному признанию, Чехов «вообще о факультетах имел тогда слабое понятие» (Чехов, т. 18, стр. 243., )но мать, Евгения Яковлевна, горячо желала, чтобы сын избрал себе специальность „по медицинской части", и Чехов в этом выборе никогда не раскаивался.
Годы учения в Московском университете (1879 - 1884) приобщили Чехова к философским проблемам естествознания и в дальнейшем сказались не только на его врачебной, но и на писательской деятельности.
Лекции профессоров Московского университета Эрисмана, Склифасовского, Захарьина, Остроумова увлекали Чехова и способствовали расширению его научного кругозора.
После убийства Александра II 1 марта 1881 г. студенческое революционное движение было подавлено. Тем не менее в Московском университете продолжалась скрытая, глухая борьба между реакционной профессурой (Любимов, Леонтьев) и передовыми учеными (Тимирязев, Эрисман, Остроумов, Склифасовский и др.), которым симпатизировала и к которым прислушивалась молодежь. Чехов, студент медицинского факультета, по воспоминаниям его сокурсников Коробова и Россолимо, был «хорошим товарищем и общественной жизнью очень интересовался» (М. А. Членов, А. П. Чехов и медицина, «Русские ведомости» от 5 апреля 1906 г., № 91; ср. И. М. Гейзер, Чехов и медицина, Медгиз, М., 1954, стр. 8 - 24; В. В. Xижняков, Антон Павлович Чехов как врач, М., 1947..)
Посещение лекций, практические занятия в многочисленных и разбросанных по Москве лабораториях и клиниках, сдачи экзаменов отнимали у Чехова много времени и сил. Но лекции крупнейших ученых, величайшие открытия русского естествознания к медицины увлекали Чехова и его товарищей по университету. Чехов-студент изучает работы Дарвина, исследовательские приемы которого ему «ужасно нравятся». С большим уважением и любовью отзывался Чехов о К. А. Тимирязеве. Один из фельетонов Чехова «Фокусники» является прямым добавлением к брошюре Тимирязева «Пародия науки».
На последнем курсе Чехов собирает материалы для научной работы «Врачебное дело в России». Он делает выписки из летописей, из «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, изучает народные лечебники. Особенно интересовался Чехов русским народным творчеством: он обращал внимание на те места в былинах, песнях и сказках, где говорилось о целебных травах и об искусстве врачевания.
М. О. Ковалевский писал в своих воспоминаниях: „Из моего многолетнего знакомства с Чеховым я вынес то впечатление, что если бы судьба не наделила его художественным талантом, Чехов приобрел бы известность как ученый и врач. Это был ум необыкновенно положительный, чуждый не только мистицизма, но и всякой склонности к метафизике» (М. Ковалевский, Об А. П. Чехове «Биржевые ведомости» от 2 ноября 1915 г., № 1518..)
Учение в университете было сопряжено для Чехова с очень большими материальными затруднениями. Небольшой стипендии от Таганрогского городского управления, конечно, не могло хватить даже на одного Чехова. С первых же дней приезда в Москву Антону Павловичу пришлось стать во главе семьи. Отец уже не был кормильцем. За работу принялись все, кто как мог и умел. Николай рисовал карикатуры для юмористических журналов, младший Михаил зарабатывал перепиской университетских лекций и черчением.
В поисках заработка Антон Павлович обращается к спешной, повседневной работе для всевозможных юмористических журналов и журнальчиков, с которыми братья Александр и Николай уже успели наладить кое-какие связи. Наблюдательность, чувство юмора, некоторые навыки в литературном труде - все это пригодилось Чехову в напряженной борьбе с нуждой. Как и молодому Некрасову, начинающему Чехову пришлось работать не покладая рук. В «Стрекозе», «Будильнике», «Мирском толке», «Москве», «Свете и тенях», «Развлечении», в газете «Новости дня» он печатал короткие рассказики, сценки, шутки и подписи к рисункам под различными псевдонимами.
Издатели юмористических журналов, в которых начинал свою литературную деятельность Чехов, приспосабливались и к вкусам мещанского читателя, и к требованиям цензуры. В специальных номерах, выпускавшихся к Новому году, к пасхе, рождеству, в кругу традиционных дозволенных тем, не выходящих за пределы купеческого и чиновничьего быта, нелегко было найти себя, сказать что-либо свежее, новое.
Но уже в первых шутливых, юмористических рассказах Чехова отчетливо проступает непримиримое отношение молодого писателя к самодовольной пошлости обывателей, к сытому мещанству.
Связанный традиционными дачными, свадебными, святочными темами, в коротких рассказах и сценках из театральной жизни и судебной практики молодой Чехов часто пользовался приемом пародии, высмеивая привычные журнальные штампы. В творчестве молодого Чехова, наряду с пародиями на деловые письма, речи, лекции, дневники, ученические работы, даже на врачебные рецепты и всевозможные объявления, мы встречаем и пародии на устаревшие литературные формы уголовных, авантюрных, святочных рассказов, которые свидетельствуют о прирожденном юморе начинающего писателя и об остром чувстве стиля. («Что чаще всего встречается в романах...», «Страшная ночь», «Шведская спичка», «В рождественскую ночь», «Тысяча и одна страсть» и др.).
Именно это своеобразие, присущее первым литературным опытам Чехова, смущало его издателей, шло вразрез с их требованиями.
В литературной поденщине надрывалось и погибало много молодых дарований. Только удивительной талантливостью и жизнерадостностью Чехова можно объяснить, почему он не сломился в этих трудных условиях. Писал он легко и быстро. Жизненный опыт, наблюдательность, находчивость чувствовались даже во многих его ранних вещах.
В конце 1882 г. Чехов через поэта Л. И. Паль-мина познакомился с писателем-юмористом Н. А. Лейкиным, который издавал в Петербурге юмористический журнал «Осколки». Лейкин оценил Чехова как даровитого и многообещающего литератора и привлек его для постоянной работы в своем журнале.
Воспитанный в традициях передового «Современника» 60-х годов и сатирической «Искры», близко знакомый с Глебом Успенским, Решетниковым, Помяловским, Аейкин в начале 80-х годов уже был далек от революционно-демократических настроений молодости. И все же его «Осколки» были несколько серьезнее «Стрекозы», «Будильника», «Зрителя» и других московских юмористических журнальчиков, где до того сотрудничал Чехов. Лейкин рисковал иногда выступать с критикой полицейских порядков, высмеивал взяточничество, растраты и кражи.
Из переписки Чехова с Лейкиным видно, что в первые годы сотрудничества в «Осколках» Чехов ценил этот журнал и близко принимал к сердцу его интересы. На работу в «Осколка:.» Чехов смотрел уже как на общественно полезное дело. Все больше задумывался он о том, что пора объединить лучшие, передовые литературные силы и создать хороший журнал. Но прошло несколько лет, и Чехов убедился, что Лейкин предприимчивый «буржуа до мозга костей».
Была и другая причина, препятствовавшая собиранию вокруг «Осколков» передовых литературных сил - придирчивая цензура. Целые номера журнала, уже готовые к печати, иногда почти полностью вымарывались: самое существование «Осколков» ставилось под угрозу.
С июля 1883 г. и почти до конца 1885 г. Чехов вел в журнале Лейкина специальный отдел «Осколки московской жизни». Эта работа приковывала внимание Чехова к самым различным событиям московской жизни. Отчеты о судебных процессах, заметки о непорядках на железных дорогах, отклики на спектакли московских театров, сценки, характеризующие быт и нравы чиновничьей, купеческой и аристократической Москвы,- вся эта срочная литературная работа вводила Чехова в широкий круг может быть и мелких, но весьма характерных явлений русской жизни и давала материал для дальнейших творческих обобщений.
Для «Осколков» необходимо было писать не только занимательно, но и кратко. Чехову приходилось сжимать свои рассказы. В письмах к Лейкину Чехов постоянно досадует, что его стесняют ограниченные рамки короткого рассказа.
Но в этих условиях, стесненный размерами тонкого журнала, Чехов создает такие выразительные миниатюры, как «Дочь Альбиона», «Хамелеон» или «Экзамен на чин», закрепившие за ним славу мастера короткого рассказа. Впоследствии сам Чехов придавал краткости особое значение, утверждая, что писать талантливо и писать кратко - это почти одно и то же.
Сотрудничество в «Осколках» все меньше удовлетворяло Чехова. Его привлекала серьезная литературная работа. Из-под пера писателя появляются рассказы об униженном и оскорбленном человеке, о человеческом достоинстве, о жизни, в которой мало смешного и гораздо больше страшного.
В таких рассказах, как «Загадочная натура», «Смерть чиновника», «Жалобная книга» уже чувствуется будущий Чехов. Не легкий, беззаботный юмор, но глубокое раздумье о бесплодности и бессмыслице окружающей действительности составляет содержание этих рассказов. Разве только смешон рассказ о чиновнике Червякове, который чихнул на лысину генерала и так перепугался этого происшествия, что в конце концов со страху умер? Рассказ, озаглавленный «Смерть чиновника», завершил целую галерею образов униженных и оскорбленных героев русской литературы XIX века. Двадцатитрехлетний Чехов, еще пишущий под псевдонимом Антоши Чехонте, подхватывает одну из наиболее человечных тем русской классической литературы и продолжает традиции Пушкина («Станционный смотритель»), Гоголя («Шинель») и Достоевского («Бедные люди», «Униженные и оскорбленные»).
Однако этим рассказом молодой Чехов как бы отвечает на призыв Н. Г. Чернышевского и перестает изображать маленького человека, народ так, как Гоголь изобразил Акакия Акакиевича Башмачкина. В рассказе «Смерть чиновника» мы видим здоровую демократическую критику. Читатель понимает, что времена Поприщиных и Башмачкиных прошли, что погибающие от «раскаяния» Червяковы (очень выразительна эта фамилия!) не заслуживают даже сострадания.
С более крупными произведениями Чехов обращался в «Будильник» и газету «Новости дня», где он поместил единственный роман «Драма на охоте». Роман печатался с большими перерывами, читатели теряли связь между событиями, и публикация этой первой большой работы принесла Чехову немало огорчений.
В 1883 г. Чехов отобрал двенадцать небольших рассказов и задумал издать сборник под названием «На досуге». Брат Антона Павловича, Николай, нарисовал иллюстрации. Первые семь листов книги уже были напечатаны в типографии, но у Чехова не хватило денег расплатиться с типографией, и книга так и не вышла в свет (Уцелели только два комплекта листов этого несостоявшегося издания.).
Через год Чехов издал сборник «Сказки Мельпомены». В него вошло шесть рассказов из жизни русского театра. Этот сборник был сочувственно встречен критикой.
В 1883 - 1884 гг. Чехов написал среди множества журнальных мелочей такие превосходные рассказы, как «Злой мальчик», «Толстый и тонкий», «Орден», «Певчие», «Не в духе», «Надлежащие меры», «Винт», «Маска», «Устрицы» и др. Наиболее проницательные современники увидели в молодом Чехове крупное дарование и предрекали ему славную будущность.
Встретившийся с Чеховым осенью 1883 г. Н. С. Лесков сказал: «Помазую тебя елеем, как Самуил помазал Давида. Пиши».
Впоследствии, уже после смерти Чехова, значительность и глубокую человечность его ранних рассказов лучше всех оценил и охарактеризовал А. М. Горький: «Антон Чехов уже в первых рассказах своих умел открыть в тусклом море пошлости ее трагически мрачные шутки; стоит только внимательно прочитать его «юмористические» рассказы, чтобы убедиться, как много за смешными словами и положениями - жестокого и противного скорбно видел и стыдливо скрывал автор...
Никто не понимал так ясно и тонко, как Антон Чехов, трагизм мелочей жизни, никто до него не умел так беспощадно правдиво нарисовать людям позорную и тоскливую картину их жизни в тусклом хаосе мещанской обыденщины» (Горький, т. 5, стр. 427 - 428..)
В июне 1884 г. А. П. Чехов окончил по медицинскому факультету Московский университет. В это время Антон Павлович был уже известным автором коротких рассказов и желанным сотрудником многих редакций газет и юмористических журналов. Однако, продолжая выступать в периодической печати, Чехов не захотел отказаться от врачебной деятельности, которая связывала его с жизнью, с народом. Впоследствии, через четыре года, Чехов писал А. С. Суворину: , «...я чувствую себя бодрее и довольнее собой, когда сознаю, что у меня два дела, а не одно...» (Чехов, т, 14, стр. 165.).
Лето 1884 г. Чехов провел под Москвой, сначала в Воскресенске, потом в Звенигороде. Принимая больных в местных земских больницах, он присмотрелся к быту и нравам крестьян, земских врачей и фельдшеров. В качестве эксперта Чехов присутствовал на заседаниях суда; он посещал уездные съезды, общался с людьми разных профессий. Медицинской практикой и разъездами по Подмосковью навеяны такие рассказы Чехова, как «Беглец», «Горе», «Мертвое тело», «По делам службы».
В Воскресенске стояла артиллерийская батарея. Среди офицеров-артиллеристов были передовые, образованные люди. В гостеприимном доме полковника Б. И. Маевского, на загородных прогулках Чехов принимал живое участие в спорах о русской жизни, о литературе. Знакомство с офицерской средой впоследствии пригодилось Чехову, когда он работал над пьесой «Три сестры». Особенно он сдружился с детьми Маевских: Аней, Соней и Алешей, их образы воссозданы в рассказе «Детвора».
Осенью 1884 г. Чехов вернулся в Москву. Продолжая заниматься медицинской практикой, он не прерывал своей литературной работы и регулярно посылал Лейкину в Петербург «Осколки московской жизни», а также всевозможные мелкие рассказы.
Здоровье Чехова было подорвано напряженной работой. В декабре 1884 г. открылось кровохарканье - один из признаков туберкулеза. Зашла речь о поездке за границу или в Крым, но затем наступило некоторое улучшение. Чехов увлекся работой; ему даже показалось, что никакого туберкулеза нет, что это ложная тревога.
В Воскресенске у брата Ивана Павловича летом 1884 г. Чехов познакомился с семьей помещика А. С. Киселева. Это была культурная, даровитая семья. Мария Владимировна писала рассказы для детей, ее отец был превосходным рассказчиком.
Антону Павловичу очень понравились Киселевы, и летом 1885 г. Чеховы сняли дачу в их имении Бабкине, неподалеку от Воскресенска. Здесь, в тихом, уютном флигеле, Чехов провел также летние месяцы 1886 и 1887 гг.
Просыпались в Бабкине рано. Часов в семь утра Чехов уже сидел у себя в комнате и писал. Природа и люди Бабкина отразились в его рассказах той поры. «Здесь, в Бабкине, случился «Налим»,- вспоминает М. П. Чехов.- Я как сейчас вижу и купальню, и мужиков, и пастуха» («Памяти А. П. Чехова», Сборник Общества Любителей Российской Словесности, 1906, стр. 47.). В бабкинской купальне Чехов написал и своего «Егеря».
Перед обедом приходила почта. Получались все толстые журналы и несколько газет. За столом говорили о музыке и литературе. Обсуждались только что напечатанные рассказы Антона Павловича. После ужина обитатели Бабкина собирались в большом барском доме у Киселевых.
«Это были превосходные вечера,- писал М. П. Чехов,-...мы все...усаживались вокруг Марии Владимировны и слушали ее рассказы о загранице, о Чайковском, Даргомыжском, Сальвини...Я положительно могу утверждать, что любовь к музыке развилась у брата, А. П., именно здесь» (Там же, стр. 48..)
По соседству, в Максимовке, жил художник И. И. Левитан. Вскоре он совсем переселился в Бабкино. Левитан рисовал в альбоме крымские виды и бабкинские пейзажи, а Чехов делал под его рисунками шуточные подписи.
Веселым выдумкам, забавным мистификациям, всевозможным затеям не было конца. Антон Павлович отлично чувствовал себя в дружеском окружении Бабкина и вносил в жизнь этого содружества много непринужденного юмора и жизнерадостности. Три лета, проведенные Чеховым в Бабкине,- едва ли не самое счастливое время в его жизни.
Из окрестных деревень в Бабкино к Чехову сходились и съезжались больные. Чехов каждого внимательно выслушивал, снабжал лекарствами. В Бабкине образовалось нечто вроде амбулатории с аптекой. Приготовлял и отпускал лекарства брат Антона Павловича, Михаил. За Чеховым-врачом приезжали иногда даже по ночам.
Пейзажи Бабкина - река, луга, леса - навеки запечатлены не только в полотнах Левитана, но и в рассказах Чехова.
Радуясь близости к русской природе, Чехов вдумчиво присматривался к жизни крестьян. Природа не существовала для него сама по себе, без людей. Вот почему Чехов почти всегда в письмах и рассказах говорит о природе и о людях, как едином целом. Для Чехова человек неотделим от родного пейзажа.
В декабре 1885 г. Чехов впервые посетил Петербург. В редакциях газет и журналов молодого писателя встретили тепло и радушно. И Чехов задумался о своем дальнейшем пути: «Я был поражен приемом, который оказали мне питерцы. Суворин, Григорович, Буренин...- писал он брату Александру,- все это приглашало, воспевало... и мне жутко стало, что я писал небрежно, спустя рукава» (Чехов, т. 13, стр. 157..)
В начале 1886 г. в Петербурге готовился к печати сборник «Пестрые рассказы», который предполагалось издать под псевдонимом А. Чехонте. Когда Д. В. Григорович узнал об этом, он обратился к молодому автору с письмом, в котором убеждал Чехова серьезно отнестись к своему большому дарованию, отказаться от мелкой, спешной литературной работы и засесть за обдуманный, значительный труд. Что же касается сборника «Пестрые рассказы», то Григорович считал необходимым издать его под настоящим именем А. Чехова (См.: «Слово», сборник второй, М., 1914, стр. 199 - 201..)
Григорович утверждал, что после «Егеря», «Налима» и «Лошадиной фамилии», напечатанных в «Петербургской газете», а также последних рассказов, помещенных в «Новом времени», имя Чехова будет иметь больше успеха у публики, чем псевдоним Чехонте.
Письмо Григоровича произвело на Чехова сильное впечатление, он понял, какую ответственность налагает на него талант, как много ждут от него не только наиболее чуткие передовые читатели, но и писатели старшего поколения. Отказаться же от псевдонима, под которым должны были появиться «Пестрые рассказы», не представлялось возможным, так как книга в целом и обложка к ней были уже отпечатаны (Письмо Чехова к Григоровичу, см.: Чехов, т. 13, стр. 191 - 192.).
«Пестрые рассказы» вызвали разноречивые отзывы критики. Наряду с сочувственными рецензиями появились и недоброжелательные. Особенно резким и несправедливым был отзыв известного буржуазного критика А. Скабичевского, помещенный в журнале «Северный вестник». Несмотря на споры в критике, после выхода в свет «Пестрых рассказов» имя А. П. Чехова стало широко известно всей читающей России. По словам В. Г. Короленко, «вся книга, проникнутая еще какой-то юношеской беззаботностью и, пожалуй, несколько легким отношением к жизни и к литературе, сверкала юмором, весельем, часто неподдельным остроумием и необыкновенной сжатостью и силой изображения. А нотки задумчивости, лиризма и особенной, только Чехову свойственной печали, уже прокрадывавшиеся кое-где сквозь яркую смешливость,- еще более оттеняли молодое веселье этих действительно «пестрых» рассказов» («Чехов в воспоминаниях...», стр. 72.).
Среди дорогих Чехову образов и картин, которые он «берег и тщательно прятал», чтоб не потратить на очередной юмористический рассказ, были воспоминания о донецких и приазовских степях, по которым в отроческие и юношеские годы ему столько приходилось ездить, где он чувствовал себя, «как дома».
Но прежде чем засесть за работу над лирической повестью о степи, в начале апреля 1887 г., Чехов отправился в родные края. С дороги он присылал братьям и сестре письма-дневники; по ним можно восстановить маршрут поездки и возникновение творческих замыслов.
Люди, весенняя природа, степь - взволновали и освежили Чехова. «Погода чертовски, возмутительно хороша,- писал он в эти дни.- Хохлы, волы, коршуны, белые хаты, южные речки, ветви Донецкой дороги с одной телеграфной проволокой, дочки помещиков и арендаторов, рыжие собаки, зелень - все это мелькает, как сон… (Чехов, Т. 13, СТр. 305.).
Но родной Таганрог после Москвы и Петербурга произвел грустное впечатление. Он предстал перед Чеховым как типично обывательский город (Там же, стр. 308.).
В конце апреля Чехов заехал в степную глушь, в небольшую усадьбу к некоему Кравцову, где бывал еще в гимназические годы. Этой поездкой весной 1887 г., кроме повести «Степь», навеяны также рассказы «Печенег», «В родном углу», «Святой ночью» и «Перекати поле».
Летом 1887 г. вышла книга рассказов А. П. Чехова «В сумерках». Эта книга была встречена критикой сочувственно и имела большой успех среди читателей.
В первой половине сентября 1887 г., по предложению владельца театра Ф. А. Корта, Чехов принялся за работу над пьесой и в какие-нибудь две недели написал драму «Иванов». Это обращение Чехова к драматической форме было подготовлено его ранними драматическими опытами. Еще будучи студентом, Чехов специально для бенефиса Ермоловой написал какую-то пьесу, но потерпел неудачу и уничтожил свое произведение. В 1885 г. Чехов переработал рассказ «Осенью» в драматический этюд «На большой дороге». Цензура не разрешила к постановке этот этюд: «Мрачная и грязная пьеса эта,- писал цензор,- по моему мнению, не может быть дозволена...».
В новой пьесе, озаглавленной «Иванов», Чехов поставил перед собой задачу создать обобщенный образ интеллигента, подавленного тяжелыми условиями русской жизни, разочаровавшегося общественного деятеля. О герое своей пьесы Чехов говорил: «Иван Иванович Иванов»... (В окончательной редакции драмы Иванова зовут Николаем Алексеевичем.). «Понимаете? Ивановых тысячи... обыкновеннейший человек, совсем не герой... И это именно очень трудно...» («Чехов в воспоминаниях...», стр. 78..).
В одном из писем Чехов так охарактеризовал свой замысел: «Я лелеял дерзкую мечту суммировать все то, что доселе писалось о ноющих и тоскующих людях, и своим «Ивановым» положить предел этим писаньям. Мне казалось, что всеми русскими беллетристами и драматургами чувствовалась потребность рисовать унылого человека и что все они писали инстинктивно, не имея определенных образов и взгляда на дело» (Чехов, т. 14, стр. 290.).
Настоящему унылому состоянию своего героя Чехов противопоставил его активное прошлое. Сам Чехов дал следующее истолкование Иванова: „Иванов, дворянин, университетский человек, ничем не замечательный; натура легко возбуждающаяся, горячая, сильно склонная к увлечениям, честная и прямая, как большинство образованных дворян. Он жил в усадьбе и служил в земстве... Прошлое у него прекрасное, как у большинства русских интеллигентных людей. Нет или почти нет того русского барина или университетского человека, который не хвастался бы своим прошлым. Настоящее всегда хуже прошлого» (Чехов, т. 14, стр. 268 - 269..)
Чехов утверждал, что образ Иванова - результат наблюдения и изучения жизни. Но он не был доволен пьесой, полагая, что ее персонажи получились недостаточно живыми и ясными. Еще менее был удовлетворен Чехов первым спектаклем в театре Корша 19 ноября 1887 г.
И после первого спектакля Чехов несколько раз переделывал пьесу, особенно ее конец. Для постановки „Иванова" на сцене Александрийского театра в Петербурге Чехов снова переработал пьесу и стилистически и, отчасти, композиционно. Эта вторая постановка, осуществленная в начале 1889 г., имела громадный успех. Пьеса надолго завладела вниманием публики и театральной критики.
Тотчас по окончании работы над драмой «Иванов», в конце 1887 г., Чехов приступил к уже созревшему замыслу, к повести, навеянной воспоминаниями детства и недавней поездкой в Донецкие степи. Эта повесть, названная «Степь», была окончена в феврале 1888 г.
Литературные друзья, а затем и наиболее чуткие ко всему новому в литературе читатели высоко оценили первое крупное произведение Чехова. А. Н. Плещеев, прочитав повесть по рукописи, писал Антону Павловичу: «Это такая прелесть, такая бездна поэзии, что я ничего другого сказать Вам не могу и никаких замечаний не могу сделать - кроме того, что я в безумном восторге. Это вещь захватывающая, и я предсказываю Вам большую, большую будущность («Слово», сборник второй, М., 1914, стр.238 - 241. ).
Редактор «Северного вестника» Н. К. Михайловский по прочтении корректуры «Степи» обратился к писателю с письмом: «Читая, я точно видел силача, который идет по дороге, сам не зная куда и зачем, так, кости разминает, и, не сознавая своей огромной силы, просто не думая о ней, то росточек сорвет, то дерево с корнем вырвет, все с одинаковою легкостью и даже разницы между этими действиями не чувствует...» («Слово», сборник второй, М., 1914, стр. 216-217. ). Высоко оценили «Степь» М. Е . Салтыков-Щедрин и Вс. М. Гаршин.
В этой лирической повести, как бы состоящей из отдельных поэтических картин, объединенных в восприятии героя - мальчика Егорушки, Чехов раскрыл богатство и красоту южнорусской земли, воссоздал поэзию степной дороги.
Певец русской степи, Чехов, по-своему продолжил традиции Гоголя, автора «Тараса Бульбы» и «Мертвых душ». Подобно Гоголю, Чехов воспел в своей повести богатырскую ширь и мощь родных просторов; «Что-то необыкновенно широкое, размашистое и богатырское тянулось по степи вместо дороги; то была серая полоса, хорошо выезженная и покрытая пылью, как все дороги, но шириною в несколько десятков сажен. Своим простором она возбудила в Егорушке недоумение и навела его на сказочные мысли. Кто по ней ездит? Кому нужен такой простор? Непонятно и странно. Можно в самом деле подумать, что на Руси еще не перевелись громадные, широко шагающие люди вроде Ильи Муромца и Соловья Разбойника и что еще не вымерли богатырские кони. Егорушка, взглянув на дорогу, вообразил штук шесть высоких, рядом скачущих колесниц, вроде тех, какие он видывал на рисунках в священной истории; заложены эти колесницы в шестерки диких, бешеных лошадей и своими высокими колесами поднимают до неба облака пыли, а лошадьми правят люди, какие могут сниться или вырастать в сказочных мыслях. И как бы эти фигуры были к лицу степи и дороге, если бы они существовали!» (Чехов, т. 7, стр. 54.).
На фоне степной природы Чехов воссоздал мироощущение десятилетнего Егорушки, образ которого подсказан отроческими воспоминаниями Чехова. В этом отношении «Степь» может быть поставлена в одном ряду с такими классическими книгами о детстве, как «Детство и отрочество» Л. Н. Толстого, «Детские годы Багрова-внука» С. Т. Аксакова, «Детство Темы» Н. Г. Гарина-Михайловского, «Детство» М. Горького, «Детство Никиты» А. Н. Толстого, «Повесть о детстве» Ф. Гладкова.
Но «Степь» Чехова не только повесть о детстве. Это повесть о родине, о России, о русских людях, о народе, повесть, исполненная думами о счастье, о смысле жизни.
Во второй половине 80-х годов в творчестве Чехова все определеннее намечается отход от легкой юмористики Антоши Чехонте, от беззаботного смеха его ранних рассказов. Смех все больше оттеняет трагическое; юмор все чаще приобретает сатирический характер. Русская действительность предстает перед читателем произведений Чехова во всем многообразии острых непримиримых противоречий. Все глубже проникает писатель-гуманист в социальную сущность этих противоречий. Ничего не придумывая, воссоздавая в своих рассказах будничную жизнь самых обыкновенных людей, Чехов обращает внимание читателя и на смешное, и на трагическое в их неразрывной связи, делает заметным незаметное, значительным незначительное.
Конец 80-х и начало 90-х годов - один из наиболее плодотворных периодов в творчестве Чехова. Вместе с тем, это трудная и сложная полоса в жизни писателя, полоса разлада с русской действительностью. Чехов не мог удовлетвориться темой «малых дел», не мог уйти от мучительных вопросов времени в толстовское непротивление злу и в смиренное самоусовершенствование. Чехову-художнику казалось уже недостаточным просто правдивое изображение жизни. «Мы пишем жизнь такою, какая она есть, а дальше - ни тпрру ни ну...» с горечью восклицал он. «У нас нет ни ближайших, ни отдаленных целей, и в нашей душе хоть шаром покати» (Чехов, т. 15, стр. 446.. )Так определил Чехов настроение русской интеллигенции и сущность творчества ряда своих современников. В 1888 г. писателю было уже ясно, что «осмысленная жизнь без определенного мировоззрения - не жизнь, а тягота, ужас» (Там же, т. 14, стр. 242.).
Всматриваясь в русскую жизнь, задумываясь о месте и о роли в этой жизни русской интеллигенции, Чехов приходит к убеждению, что необходима общая идея, осознанная цель.
Мысль о том, что необходима общая ведущая, вдохновляющая идея, без которой жизнь теряет смысл, становится не жизнью, а существованием, Чехов воплотил в повести 1889 г., озаглавленной «Скучная история» (напечатана в «Северном вестнике»).
В этой повести, написанной в форме записок заслуженного профессора Николая Степановича, современника и друга Пирогова, Кавелина и Некрасова, Чехов рассказывает о скучной, бескрылой жизни русской университетской интеллигенции второй половины XIX века.
Герой повести Николай Степанович - мыслящий и преданный науке человек. Но даже этот «хозяин науки», знаменитый профессор, оказывается беспомощным перед лицом жизни. Любимая его воспитанница Катя обращается к нему с таким же вопросом, с каким когда-то Наташа обратилась к Рудину: «Я не могу дольше так жить!... скажите скорее, сию минуту: что мне делать?» И растерявшийся Николай Степанович отвечает: «Что же я могу сказать? ..Ничего я не могу». Катя просит помощи, настаивает: «Ведь вы умны, образованны, долго жили! Вы были учителем! Говорите же: что мне делать?» «По совести, Катя: не знаю...- отвечает Николай Степанович.- Давай, Катя, завтракать...» (Чехов, т. 7, стр. 281 - 282. ).
Николай Степанович хорошо понимает Катю и причину ее страданий, ее неудовлетворенности жизнью: «Отсутствие того, что товарищи-философы называют общей идеей,- размышляет он,- я заметил в себе только незадолго перед смертью, на закате своих дней, а ведь душа этой бедняжки не знала и не будет знать приюта всю жизнь...» (Там же, стр. 282.).
В «Скучной истории» Чехов показал, что трагедия интеллигенции в буржуазном обществе в отсутствии действенного мировоззрения, в духовной нищете, в отрыве от интересов народа и родины.
«Скучную историю» некоторые критики и литературоведы сопоставляли с повестью Л. Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича», написанной за три года до повести Чехова.
Если «Смерть Ивана Ильича» была обобщением жизни всей помещичьей и чиновничьей России, то "Скучная история" обобщила жизнь интеллигенции 80-х годов. Когда, по словам Чехова, общество «обуяла лень, скука жизни и неверие», когда лучшие люди сидели „сложа руки", его повесть будила мысль, звала к поискам смысла жизни.
Едва закончив «Скучную историю», Чехов пишет четырехактного «Лешего». Эта пьеса была поставлена 27 декабря 1889 г. на сцене частного Московского театра Абрамовой. В отличие от «Иванова» новая пьеса успеха не имела. Впоследствии она была переделана в драму «Дядя Ваня», которая прочно вошла в репертуар русского театра.
Именно по поводу «Лешего» Чехов однажды сказал: "Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как и в жизни. Аюди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни... (Г. Арс, Из воспоминаний об А. П. Чехове, «Театр и искусство», 1904, № 28, стр. 220 - 222.. )Чехов был убежден, что художник ничего не должен выдумывать. Он должен подметить наиболее характерное и правдиво показать своему читателю и своему зрителю эту обычную, повседневную, но очень сложную жизнь.
Чехов неустанно искал истину. Ему было свойственно материалистическое, атеистическое восприятие и понимание действительности.
Материалистическое понимание процессов жизни, методологию естествоиспытателя и медика Чехов широко распространил и на свою творческую работу. Так, он отмечал в письмах, что особое внимание обращал на клиническую точность описаний различных физиологических и психофизиологических состояний своих героев и героинь в рассказах «Припадок» (1888), «Именины» (1888) и «Черный монах» (1894) (См.: Чехов, т. 14, стр. 233, т. 13, стр. 279..)
Подобно тому, как вдумчивый врач исследует больной организм, Чехов-писатель всесторонне, последовательно и объективно, без каких бы то ни было иллюзий изучал жизнь и фиксировал „историю болезни" окружающего его общества. «...Простой человек смотрит на луну,- говорил Чехов,- и умиляется, как перед чем-то страшно таинственным и непостижимым. Ну, а астроном смотрит на нее совсем иными глазами... у него уже нет и не может быть этих дорогих иллюзий! И у меня, как медика, их тоже мало...» (Ив. Щеглов, Из воспоминаний об Ант. Чехове, «Нива» (Ежемесячные приложения), 1905, № 6, стр. 247 - 250..)
От размышлений о подлинно научном, современном мировоззрении Чехов, естественно, переходил к постановке социальных проблем. Вопросы эстетические, этические, политические завязывались в единый узел. Этот узел надо было во что бы то ни стало распутать. В конце 80-х годов Чехов накопил богатейший жизненный опыт и запечатлел в своем творчестве широкую картину жизни различных слоев русского общества. Все больше занимали его раздумья об ответственности писателя. Чехов был убежден, что писатель - это человек, «обязанный, законтрактованный сознанием своего долга и совестью» (Чехов, т. 13, стр. 262 - 263..)
Эту напряженную духовную, творческую работу Чехова подметил беллетрист и драматург В. А. Тихонов: «...он всегда думал, всегда, всякую минуту, всякую секунду. Слушая веселый рассказ, сам рассказывая что-нибудь, сидя в приятельской пирушке, говоря с женщиной, играя с собакой - Чехов всегда думал. Благодаря этому, он иногда сам обрывался на полуслове, задавал вам, кажется совсем неподходящий вопрос и казался иногда даже рассеянным...» (Вл. Тихонов, А. П. Чехов, сб. «О Чехове», М., 1910, стр. 225 - 230.).
В постоянной внутренней работе Чехов не замыкался, не отъединялся от окружающей его жизни. Небольшая квартира Чеховых в эти годы всегда была полна знакомыми, главным образам молодежью. Разговаривая с очередным посетителем, Антон Павлович время от времени подсаживался к своему письменному столу и что-то писал на листочках почтовой бумаги малого формата; может быть, это были «заготовки» для новых рассказов - сюжеты, темы, отдельные образы и фразы.
В конце 1880-х годов упрочились связи Чехова со многими не только московскими, но и петербургскими литераторами. Бывая в Москве, Д. В. Григорович, А. Н. Плещеев, Н. А. Лейкин и др. считали своим долгом навестить Чехова. Несколько раз был у него П. И. Чайковский, который предполагал создать оперу «Бэла» на чеховское либретто. Чехов очень любил Чайковского и его музыку и посвятил великому композитору сборник рассказов «Хмурые люди».
С осени 1888 г. Чехов стал помещать в «Новом времени» А. С. Суворина не только рассказы, но и публицистические статьи. Так, в статье «Московские лицемеры» он выступил в защиту приказчиков, праздничный отдых которых был отменен московскими купцами. В фельетоне «Наше нищенство» Чехов утверждает, что бесполезно бороться с самим нищенством, но необходимо искоренять производящие его причины (Чехов, т. 1, стр. 480..)
Особый интерес представляет статья Чехова, написанная по поводу смерти известного исследователя Центральной Азии Н. М. Пржевальского. Чехов говорит о громадном воспитательном значении таких людей, как Пржевальский (Там же, стр. 416.). Для Чехова Пржевальский был человеком «подвига, веры и ясно сознанной цели». 27 октября 1888 г. в письме к Е. М. Линтваревой, отправленном на другой день после появления в «Новом времени» статьи о Пржевальском, Чехов говорил: «Таких людей, как Пржевальский, я люблю бесконечно» (Там же, т. 14, стр. 211..)
В октябре 1888 г. за сборник рассказов «В сумерках» Чехову была присуждена в половинном размере Пушкинская премия Академии наук. Антон Павлович был очень рад этому почетному признанию и деньгам, которых ему, как всегда, не хватало.
Весной 1889 г. тяжело заболел брат Чехова, художник Николай Павлович. М июня 1889 г. он умер от туберкулеза.
После похорон брата, гонимый тоской и грустными воспоминаниями, Чехов отправился на юг. Несколько недель прожил он в Одессе, где сдружился с актерами Московского Малого театра, которые туда приезжали на гастроли. Затем он жил в Ялте и в сентябре вернулся в Москву все в тот же дом на Садовой Кудринской. В начале 1890 г. младший брат Чехова Михаил, закончив курс юридического факультета, готовился к государственным экзаменам. Антон Павлович часто брал у него, чтобы ознакомиться, лекции по уголовному праву, судопроизводству и тюрьмоведению. Однажды, просматривая курс уголовного права, Чехов сказал:
«Все наше внимание к преступнику сосредоточено на нем только до момента произнесения над ним приговора; а как сошлют его на каторгу, так о нем все и позабудут. А что делается на каторге! Воображаю!»
И неожиданно для своих близких Чехов решил отправиться на Сахалин, чтобы изучить русскую каторгу. Для писателя эта поездка, конечно, не была случайной.
Условия жизни заключенных, вопросы каторги и ссылки в эти годы волновали и Л. Н. Толстого, уже начавшего работу над романом «Воскресение». Поездка Чехова на Сахалин была связана с поисками ответа на давно мучивший писателя вопрос: «Что делать?» Чехов не мог стоять в стороне от всего, что творилось в России его времени, успокаивая себя мыслью, что за все безобразия ответственно только царское правительство. Чехов чувствовал необходимость увидеть все своими глазами, заплатить свой долг не только медицине, но и обществу, создать книгу, которая бы пробудила и усилила «бесконечно слабое в русском обывателе сознание своей ответственности, как гражданина, за все, что делает правительство» (В. И. Ленин, Соч., т. 5, стр. 53..)
В течение нескольких месяцев Чехов изучал уголовное право, условия тюремного заключения и ссылки в России, историю колонизации Сахалина, знакомился со специальной литературой о Сахалине, штудировал «Морской сборник», труды по статистике, отчеты Главного тюремного управления. Сестра писателя, Мария Павловна, и ее знакомые проводили дни в Румянцевской библиотеке, делая для Антона Павловича необходимые выписки.
С корреспондентским бланком в кармане 21 апреля 1890 г. Чехов отправился в далекое путешествие. Предстояло от Ярославля по Волге доехать до Казани, затем по Каме добраться до Перми и по железной дороге до Тюмени. Великого Сибирского пути тогда еще не существовало. Нужно было на тарантасе и на пароходах преодолеть более четырех тысяч верст, чтобы добраться до Сахалина.
Даже для здорового человека такая поездка была настоящим подвигом. Переправы через разлившиеся реки требовали большой выдержки и самообладания. На глухих перегонах не всегда удавалось раздобыть продовольствие. Весенняя распутица была такая, что Чехов «не ехал, а полоскался».
Потом началась жара, пыль и удушливый дым бесконечных лесных пожаров. Чехов часто болел, но был очень вынослив. Нетребовательный, привыкший к суровым условиям жизни, он бодро продолжал путь, жадно всматриваясь в новые места, новых людей.
Чехов ехал по Сибири, богатейшая страна проходила перед его глазами, и часто задумывался он о России: «Если бы не холод, отнимающий у Сибири лето, и если бы не чиновники, развращающие крестьян и ссыльных, то Сибирь была бы богатейшей и счастливейшей землей» (Чехов, т. 15, стр. 77..)
11 июля 1890 г. Чехов прибыл на Сахалин. В его распоряжении оставалось около трех месяцев, иначе он рисковал не поспеть к последнему пароходу и должен был бы зазимовать на острове. Поэтому работать приходилось очень напряженно. Уже на обратном пути, находясь на борту парохода «Байкал», 11 сентября 1890 г., Чехов писал А. С. Суворину: «Я видел все; стало быть, вопрос теперь не в том, что я видел, а как видел» (Там же, стр. 126.).
Чехов сделал перепись всего сахалинского населения, объездил все поселения, заходил во все избы и говорил с каждым.
13 октября на пароходе Добровольного флота «Петербург» Чехов отправился в обратный путь через Индию, Сингапур, Цейлон, Порт-Саид, Константинополь и Одессу. В Китайском море пароход, на котором плыл Чехов, попал в жестокий шторм и едва не погиб.
Цейлон очень понравился Чехову. По этому острову железной дорогой он проехал более ста верст и, по собственному признанию, чувствовал себя, как в раю.
9 декабря 1890 г. Чехов вернулся в Москву, но после далекого путешествия ему так и не удалось отдохнуть. Его беспрестанно тревожили друзья и почитатели.
В марте 1891 г., по предложению А. С. Суворина, Чехов отправился с ним в Южную Европу. Вена понравилась Антону Павловичу, а Венеция превзошла все его ожидания. Вскоре начались дожди и сильно испортили настроение. Флоренция уже не увлекла Чехова: «...Италия без солнца, это все равно, что лицо под маской» (Чехов, т. 15, стр. 182., )писал он сестре. Рим произвел впечатление губернского города. Чехов устал. Он писал в Россию: «Видел я все и лазил всюду...Но пока чувствую одно только утомление и желание поесть щей с гречневой кашей» (Там же, стр. 184.).
Чехов любил живопись; в Италии он оценил архитектуру. Но характерно, что не произведения искусства больше всего занимали его во время этого путешествия, но окружающая жизнь с ее типичными бытовыми особенностями: гид с лысой головой, голос продавщицы фиалок на площади святого Марка, непрерывные звонки на итальянских станциях...
«Все живое, волнующее и волнующееся, все яркое, веселое, поэтическое, он любил и в природе и в жизни,- рассказывал о Чехове А. С. Суворин.- О путешествиях он постоянна мечтал и будь у него спутник, он побывал бы в Америке, в Африке... Венеция захватывала его своей оригинальностью, но больше всего жизнью, серенадами, а не дворцами дожей и пр... . Кладбища за границей его везде интересовали,- кладбища и цирк с его клоунами, в которых он видел настоящих комиков. Это как бы определяло два свойства его таланта - грустное и комическое, печаль и юмор, слезы и смех и над окружающим и над самим собою...» (Суворин, Маленькие письма, «Новое время», 1904, № 10179.).
К западной цивилизации и быту капиталистических городов Чехов отнесся критически. На пути из Рима в Ниццу он отметил: «Заграничные вагоны и железнодорожные порядки хуже русских. У нас вагоны удобнее, а люди благодушнее» (Чехов, т. 15, стр. 189.). Особенно не понравилось Чехову в шумном и нарядном Монте-Карло.
Побывав на весенней выставке картин в Париже, Чехов замечает: «...русские художники гораздо серьезнее французских. В сравнении со здешними пейзажистами, которых я видел вчера, Левитан король» (Чехов, т. 15, стр. 194.).
В конце апреля 1891 г. Чехов вернулся в Москву, а затем уехал в Калужскую губернию. Там Чехсв познакомился с помещиком Н. Д. Былим-Колосовским и поселился в его заброшенной усадьбе Богимсво. Впоследствии в рассказе «Дом с мезонином» Чехов изобразил Н. Д. Былим-Колосовского в липе помещика Белокурова, «молодого человека, который вставал очень рано, ходил в поддевке, по вечерам пил пиво и все жаловался... что он нигде и ни в ком не встречает сочувствия» (Там ж е, т. 9, стр. 86.). Молодой помещик жил в саду во флигеле, а Чехов в старинном барском доме. В одном из писем Чехов писал: «Что за прелесть, если бы Вы знали! Комнаты громадные, как в Благородном собрании, парк дивный с такими аллеями, каких я никогда не видел, река, пруд... Цветет сирень, яблони, одним словом - табак!» (Там же, т. 15, стр. 204..)
В Богимове Чехов написал одну из лучших своих повестей «Дуэль» и работал над книгой «Остров Сахалин».
В этой книге сочетается научная точность, публицистическая темпераментность и художественная выразительность. Перед нами не путевые записки любопытствующего туриста и не сухой отчет ученого путешественника. Это книга умного и наблюдательного художника-гуманиста, человека с подлинно государственным кругозором. Поразительно богатство разнообразного исторического, географического, экономического, статистического, этнографического материала, привлеченного Чеховым по ходу изложения,- всегда достоверного и в высшей степени убедительного. Книга пронизана единой мыслью об униженном человеке, изуродованном ненормальными условиями жизни, произволом всевозможных начальников и всей системой принудительной колонизации. «Остров Сахалин» заставляет читателя задуматься над тем, что жизнь в этом краю могла бы быть совсем иной.
Главы из «Острова Сахалина» были сначала напечатаны отдельными очерками в журнале «Русская мысль» в 1893 и 1894 гг. Кроме того, в «Новом времени» публиковались путевые очерки Чехова «По Сибири». Еще до выхода в свет «Острова Сахалина» отдельной книгой, по представлению профессора Д. Анучина, Чехов был избран в 1891 г. членом географического отдела Общества любителей естествознания. В 1895 г. «Остров Сахалин» вышел отдельным изданием. Этой книге Чехов придавал очень большое значение. Располагая громадным материалом, он доказывал непригодность Сахалина для колонизации и нецелесообразность существовавшей тогда системы каторжных работ. Вскоре после путешествия Чехова Главное тюремное управление командировало на Сахалин криминалиста А. Дриля и тюрьмоведа А. Саломоиа, чтобы проверить данные, сообщенные Чеховым. Их поездка показала, что писатель был совершенно прав. Последовавшие вскоре реформы в области каторги и ссылки оказались, конечно, далеко недостаточными, но они все же были вызваны книгой Чехова.
Побывав на Сахалине, Чехов не мог остаться равнодушным к нищете заброшенных сахалинских школ. Вот почему в перерывах между литературной работой он хлопотал о снабжении книгами сахалинских школьников.
Многое пришлось видеть Чехову, и к невеселым выводам пришел он после поездки. «Хорош божий свет. Одно только не хорошо: мы,- писал Чехов Суворину,-...Как дурно понимаем мы патриотизм! Пьяный, истасканный забулдыга муж любит свою жену и детей, но что толку от этой любви? Мы, говорят в газетах, любим нашу великую родину, но в чем выражается эта любовь? Вместо знаний - нахальство и самомнение паче меры, вместо труда - лень и свинство, справедливости нет, понятие о чести не идет дальше «чести мундира», мундира, который служит обыденным украшением наших скамей для подсудимых. Работать надо, а все остальное к чорту. Главное - надо быть справедливым, а остальное все приложится» (Чехов, т. 15, стр. 131..)
В своих произведениях начала 90-х годсв Чехов призывает «спуститься пониже и направить ненависть и гнев туда, где стоном гудят целые улицы от грубого невежества, алчности, попреков, нечистоты... (Там ж е, т. 7, стр. 416 (Повесть «Дуэль»).).
И Чехов обосновывает необходимость, естественность борьбы; он показывает, что борьба человека против несправедливости является органическим признаком жизни. Уже в рассказе «Гусев», написанном сразу же после сахалинского путешествия, Чехов говорил, что именно протест против произвола «можно назвать жизнью» (Чехов, т. 7, стр. 306.).
Эту же мысль развивает писатель и в рассказе «В ссылке» (Там же, т. 8, стр. 80.).
В 1891 г. многие губернии России значительно пострадали от неурожая. Осенью начался тяжелый голод. Помощь голодающим, организованная царским правительством, была недостаточна. Лучшие русские люди немало сделали в это трудное время для того, чтобы облегчить положение голодающего крестьянства. Известно, какую широкую помощь пострадавшим от голода оказали Л. Н. Толстой и В. Г. Короленко. В этом большом общественном движении ближайшее участие принял и А. П. Чехов. В январе 1892 г. он предпринял поездку в Нижегородскую губернию и с помощью земского начальника Е. П. Егорова организовал закупку лошадей, чтобы весной распределить их среди пострадавших крестьян.
По возвращении в Москву Чехов писал А. С. Суворину: «...голод газетами не преувеличен. Дела плохи... При мне на 20 тысяч человек было прислано из Петербурга 54 пуда сухарей. Благотворители хотят пятью хлебами пять тысяч насытить...» (Там же, т. 15, стр. 308.).
В феврале 1892 г. вместе с Сувориным Чехов ездил в Воронежскую губернию. Местная интеллигенция и либеральное чиновничество принимали и чествовали Чехова как известного писателя. Но торжественные обеды и благотворительные вечера только раздражали его, ему хотелось настоящей, плодотворной деятельности.
В 1892 г. Чехов купил небольшое запушенное имение около села Мелихова в Серпуховском уезде, Московской губернии. Здесь Чехов прожил шесть лет (1892 - 1898), лишь изредка ненадолго выезжая в Москву, на юг или за границу.
Как и на Сахалине, Чехов в Мелихове много общался с народом. Вскоре после приезда Чехова в Мелихово окрестные крестьяне узнали, что он врач. И вот за 20 - 25 верст к нему потянулись больные за советами, да и самому Чехову приходилось часто совершать далекие поездки.
В холерный 1892 г. Антон Павлович добровольно вызвался работать санитарным врачом и отдал этому делу много сил. Он очень хорошо знал полную нужды и труда жизнь русского крестьянина.
Немало внимания Чехов уделял также вопросам народного образования. Он построил школы в деревнях Талеже, Новоселках и Мелихове. На письменном столе рядом с листками последнего рассказа, исписанными тонким, разборчивым почерком, лежали планы, сметы и чертежи. Чехов закупал материалы, строил пожарные сараи для окрестных деревень, добился проведения шоссе от станции Лопасня до Мелихова, принимал деятельное участие в постройке земской больницы.
Переселяясь в деревню, Чехов надеялся, что ему удастся уединиться. Но Мелихово не спасло Чехова от многочисленных посетителей. Как только окрестные врачи, учителя и местные земские деятели узнали, что по соседству поселился известный русский писатель, они сразу же стали обращаться к нему за помощью при решении самых различных местных вопросов. И вскоре Чехова выбрали в члены Серпуховского санитарного совета.
В июле 1892 г. многие губернии России охватила жестокая эпидемия холеры. С каждым днем она все ближе подходила к Московской губернии. Необходимо было принимать спешные меры. Закипела работа и в Серпуховском земстве. Людей не хватало. Чехову как члену санитарного совета и как врачу пришлось взять на себя безвозмездное заведывание холерным участком. Во всем участке не было ни одного походного барака, если - не считать парусинной палатки. Но Чехову удалось достать средства, объединить людей, и его участок, в котором было до двадцати пяти сел и деревень, покрылся сетью лечебных учреждений. До поздней осени Чехов разъезжал по участку, принимал больных и большую часть времени проводил в тарантасе.
Из Мелихова Чехов иногда ездил в Москву и в Петербург, где встречался со знакомыми писателями, улаживал литературные и денежные дела, закупал книги. Проходил месяц-полтора, и его тянуло домой.
Годы в Мелихове - период высокого подъема творчества Чехова. За шесть лет он написал здесь такие значительные произведения, как «Палата № 6», «Три года», «Бабье царство», «Дом с мезонином», «Человек в футляре», «Моя жизнь», «Скрипка Ротшильда», «Мужики» и ряд других рассказов.
Внимательно наблюдая окружающую действительность, Чехов правдиво изображает в своих произведениях 90-х годов трудную, полную противоречий русскую жизнь. Писатель рассказывает о простых русских людях, которые унижены и терпят постоянные оскорбления. Суровая, беспросветная судьба выпадает на их долю. Но как изменить существующие порядки? Этого даже лучшие люди в рассказах Чехова не знают. Под влиянием постоянных тягот, лишений и неустроенности окружающего становятся они равнодушными ко всему и часто даже теряют человеческий облик. Вот о чем мучительно задумывается Чехов и ставит в своих произведениях вопросы большого социального значения.
В одной из самых глубоких и смелых повестей этого периода - «Палата № 6» - Чехов показывает, как страшна, как глубоко ненормальна повседневная жизнь людей в России тех лет. Этот нездоровый уклад стал настолько привычным, что уже трудно различить, что нормально и что ненормально в окружающей жизни (Об этом подробнее в статье Г. А. Вялого «К вопросу о русском реализме конца XIX века» - Труды Юбилейной научной сессии Ленинградского государственного университета, секция филологических наук, Л., 1946, стр. 294 - 317..)
В своей повести Чехов продолжает тему, поставленную еще в русской литературе 30-х годов XIX века. И тогда тема безумия приобретала социальное звучание. Вспомним хотя бы «Горе от ума» Грибоедова, «Медного всадника» и «Пиковую даму» Пушкина, «Записки сумасшедшего» Гоголя.
В 40-е годы тему безумия в социальном плане развивает Герцен в повести «Доктор Крупов». Доктор Крупов считает, что все нормальные и здоровые люди поступают так же, как душевнобольные, посаженные в сумасшедший дом. Крупов утверждает, что «история - автобиография сумасшедшего», настолько, с его точки зрения, все живут нелепо и безумно.
Чехов в развитии этой темы идет еще дальше. В «Палате № 6» он показывает, что люди, которых считают нормальными, на самом деле сумасшедшие, а больные, запертые в сумасшедший дом, более трезво и разумно разбираются в фактах окружающей их действительности.
Повесть «Палата № 6» приводила читателя к мысли, что человек в условиях русской жизни конца 80-х - начала 90-х годов был бесправен, что философия, проповедующая непротивление и покорность, удобна для тех, кто строит свое благополучие на насилии и угнетении, на тюремных порядках в стране. Тем самым повесть Чехова доказывала необходимость борьбы, звала к активному вмешательству в невыносимую действительность.
Впервые напечатанная в «Русской мысли» за 1892 г. (№ 11), «Палата № 6» произвела на лучших, передовых людей конца XIX - начала XX века необычайно сильное впечатление.
А. И. Ульянова-Елизарова, сестра В. И. Ленина, вспоминает: «Остался у меня в памяти разговор с Володей о появившейся в ту зиму [1892 - 1893] в одном из журналов новой повести А. Чехова: «Палата № 6». Говоря о талантливости этого рассказа, о сильном впечатлении, произведенном им,- Володя вообще любил Чехова - он определил всего лучше это впечатление следующими словами: «Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате, я встал и вышел. У меня было такое ощущение, точно и я заперт в палате № 6» («Воспоминания родных о В. И. Ленине», Гос. изд-во политич. лит., М., 1955, стр. 36.).
Двадцатидвухлетний В. И. Ленин брал журнал «Русскую мысль» в городской самарской библиотеке. По сохранившемуся библиотечному абонементу можно установить, что Ленин брал из библиотеки и те номера «Русской мысли» (1893, № 2 и 3), где был напечатан «Рассказ неизвестного человека», а также «Северный вестник» (1892, № 1), где напечатан рассказ Чехова «Жена».
В те же годы И. Е. Репин писал Т. Л. Толстой: «Какая чудесная вещь Чехова «Палата № 6» вот сила! И в какой скромной форме! Как незатейливо, просто и как глубоко!» (И. Е. Репин и Л. Н. Толстой, Переписка, М.- Л., 1949, т. I, стр. 75.).
Еще в 80-е годы, внимательно следя за творчеством Л. Н. Толстого, Чехов испытал в некоторой мере влияние его философии. Толстовские взгляды нашли свое выражение в рассказах 1886 г. «Хорошие люди» («Сестра») и «На пути», в рассказах 1887 г. «Нищий», «Встреча», «Казак», «Письмо» и в рассказах 1888 г. «Сапожник и нечистая сила» и «Пари». Но в 90-х годах под влиянием окружающей жизни, в условиях нового общественно-политического подъема Чехов решительно отходит от толстовской философии. Он сам говорит об этом в одном из писем 1894г.: «..толстовская мораль перестала меня трогать... Во мне течет мужицкая кровь, и меня не удивишь мужицкими добродетелями. Я с детства уверовал в прогресс...» (Чехов, т. 16, стр. 132 - 133.).
Это преодоление толстовства намечается уже в повести «Палата № 6», а затем особенно отчетливо видно в повести «Моя жизнь» и в рассказе «Дом с мезонином», написанных в 1896 г. Чехов раскрывает несостоятельность идей толстовства и теории «малых дел», он показывает, что ни личное самоусовершенствование, ни «культурничество» не могут привести к коренному переустройству жизни.
Несколько позднее, в 1899 г., написан один из лучших рассказов Чехова «Дама с собачкой». В предельно простом сюжете раскрывается чувство большой, настоящей любви, которая не вянет, не ослабевает ни от каких жизненных препятствий. Случайное знакомство двух самых обыкновенных людей перерастает в светлое чувство, перерождает и навеки духовно соединяет их, вынужденных жить врозь. Сила любви преодолевает пошлость окружающей жизни. И читатель проникается глубоким уважением и сочувствием к героям рассказа, хорошим и чистым людям, которых так захватило прекрасное и могучее чувство.
«Дама с собачкой» относится к числу тех рассказов Чехова, в которых все явственнее начинает пробиваться предчувствие новой, исполненной правды и красоты жизни. Герой рассказа Гуров мучительно думает над тем, как освободиться от невыносимых пут, сковывающих его и все, что его окружает. «И казалось, что еще немного - и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко, и что самое сложное и трудное только еще начинается» (Чехов, т. 9, стр. 372.. )Таковы заключительные слова рассказа.
По поводу «Дамы с собачкой» Горький в январе 1900 г. писал Чехову: «Знаете, что Вы делаете? Убиваете реализм... Дальше Вас - никто не может идти по сей стезе, никто не может писать так просто о таких простых вещах, как Вы это умеете. После самого незначительного Вашего рассказа - все кажется грубым, написанным не пером, а точно поленом. И - главное - все кажется не простым, т. е. не правдивым... Да, так вот,- реализм Вы укокошите. Я этому чрезвычайно рад. Будет уж! Ну его к чорту!
Право же - настало время нужды в героическом: все хотят возбуждающего, яркого, такого, знаете, чтобы не было похоже на жизнь, а было выше ее, лучше, красивее» (Горький, т. 28, стр. 113..)
Как справедливо заметил современный исследователь Г. А. Бялый, горьковская формула «вы убиваете реализм» обозначает, в сущности, «нечто прямо противоположное тому, что она значит по своему внешнему смыслу». Говоря так, Горький проводит мысль о том, что Чехов перестраивает реализм, поднимает его от натуралистического бытописательства до больших социально-философских обобщений и тем самым дает ему новую жизнь (Академия наук СССР, Институт русской литературы («Пушкинский дом»), История русской литературы, т. IX, М.- Л., 1956, стр. 399)..
В Мелихове, после долгого промежутка, Чехов снова вернулся к работе для театра. 21 октября 1895 г. он писал Суворину: «...пишу пьесу, которую кончу... не раньше как в конце ноября. Пишу ее не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сцены. Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви» (Чехов, т. 16, стр. 271..)
21 ноября пьеса была закончена. Чехов назвал ее «Чайкой». Это был опыт новой психологической драмы, разрешенной в лирических тонах на бытовом фоне. В основе драмы лежит остро драматический сюжет. Однако, обращая особое внимание на раскрытие переживаний героев, Чехов избегает обычных внешних эффектов.
Своеобразие драматургии «Чайки» удачно определил В. И. Немирович-Данченко, который говорил, что Чехов заменил «устаревшее действие» «подводным течением». Это «подводное течение» создается в «Чайке» лирическими монологами и репликами, многочисленными паузами, а также пейзажем, которому Чехов придает особое значение.
В «Чайке» художественно преломились личные отношения Чехова, драматурга И. Н. Потапенко и Лидии Стахеевны Мизиновой, которую в дружеском кругу называли Ликой. Чехов познакомился с ней в Москве в доме врача Д. П. Кувшинникова, описанного под именем Дымова в рассказе «Попрыгунья». О Л. С. Мизиновой Т. А. Щепкина-Куперник говорит, что была она «девушкой необыкновенной красоты. Настоящая Царевна-Лебедь из русских сказок» («Чехов в воспоминаниях…», стр. 262.).
В образе Нины Заречной, героини «Чайки», угадываются черты Л. С. Мизиновой. Писатель Тригорин напоминает И. Н. Потапенко, но за многими высказываниями Тригорина чувствуется и сам Чехов.
Осенью 1896 г. «Чайка» была принята к постановке на сцене Александрийского театра. В начале октября Чехов отправился в Петербург. В театр он приехал на четвертую репетицию и затем вместе с Потапенко приходил каждый день.
В этой постановке были заняты лучшие силы Александрийского театра: Нину Заречную играла В. Ф. Комиссаржевская, Тригорина - Сазонов, Шамраева - Варламов, Треплева - Аполлонский, Сорина - Давыдов, Дорна - Писарев. Но с первых же репетиций Чехов почувствовал, что пьеса очень трудна для постановки и вряд ли будет иметь успех.
Режиссер Е. Карпов, первый постановщик «Чайки», рассказывает: «Чехова коробил всякий фальшивый звук актера, затрепанная, казенная интонация. Несмотря на свою стыдливую деликатность, он нередко останавливал среди сцены актеров и объяснял им значение той или иной фразы, толковал характеры, как они ему представляются, и все время твердил:
- Главное, голубчики, не надо театральности...Просто все надо...Совсем просто...Они все простые, заурядные люди…».
На первую постановку «Чайки» было отведено всего только девять дней. Актеры плохо знали роли, и с утра в день премьеры Чехов чувствовал, что все уже потеряно.
Пьеса шла в бенефис известной тогда комической актрисы Левкеевой. Это случайное обстоятельство в еще большей степени предопределило провал первого представления. 17 октября 1896 г. на премьеру собралась типичная «левкеевская» публика: обыватели, охотники посмеяться - та самая публика, для которой когда-то писал смешные рассказы Антоша Чехонте.
«Начало прошло хорошо, спокойно, - вспоминала об этом спектакле А. И. Суворина.- Аплодисментами, как всегда, встретили Комиссаржевскую. Но вот начала она читать проникновенным своим голосом в глубине сцены свой знаменитый монолог: «Люди, орлы, львы, рогатые олени»... и т. д. Внизу, как раз под нашей ложей, раздался какой-то дурацкий смех...Смех раздался и в другом месте и стал усиливаться. Поднялся шум. Комиссаржевская все продолжала, но с каждым мгновением - все труднее было слушать ее; в театре начался какой-то хаос: одни смеялись, другие шикали, чтобы остановить этот шум, и получился форменный кавардак» (Воспоминания А. И. Сувориной о Чехове в сб. «А. П. Чехов», изд. «Атеней», 1925, стр. 193..)
Чехов не дождался конца спектакля. Он ушел из театра и долго бродил по городу. Несколько часов друзья тщетно разыскивали его.
На другой день Чехов уехал из Петербурга.
Вышедшие в этот день газеты не только отмечали провал вчерашней премьеры, но и самым бестактным образом критиковали «птичью пьесу», в которой они ничего не поняли. Лишь немногие газеты выступили на защиту пьесы.
На следующих спектаклях в текст были внесены некоторые изменения, актеры хорошо знали свои роли и пьеса захватила публику.
После второго представления И. Н. Потапенко послал Чехову телеграмму: "Большой успех. После каждого акта вызовы, после четвертого - много и шумно. Комиссаржевская идеальна, ее вызывали отдельно трижды. Звали автора. Объявили, что нет. Настроение прекрасное. Актеры просят передать тебе их радость". Этой радостью поделилась с Чеховым и В. Ф. Комиссаржевская.
Несколько лет спустя, в конце 1898 г., «Чайка» вновь появилась на сцене только что возникшего Московского Художественного театра и имела громадный успех.
Чехов высоко оценил работу Московского Художественного театра. Впоследствии он подарил В. И. Немировичу-Данченко медальон с надписью: «Ты дал моей «Чайке» жизнь. Благодарю». И не случайно на сером занавесе Художественного театра появилась неизменная эмблема - чайка.
В 90-е годы XIX века русская деревня привлекала внимание многих лучших людей России. Но немногие отчетливо понимали, какие сложные социально-исторические процессы происходят в недрах русского крестьянства.
В. И. Ленин так охарактеризовал русскую деревню периода политической реакции последней трети XIX века: «Патриархальная деревня, вчера только освободившаяся от крепостного права, отдана была буквально на поток и разграбление капиталу и фиску. Старые устои крестьянского хозяйства и крестьянской жизни, устои, действительно державшиеся в течение веков, пошли на слом с необыкновенной быстротой» (В. И. Ленин, Соч., т. 15, стр. 183..)
В художественной литературе Чехов первый так отчетливо увидел и показал это крушение
патриархальных устоев в жизни пореформенной русской деревни под натиском развивающегося капитализма. О крестьянстве писали и до Чехова. «Записки охотника» Тургенева и «Антон Горемыка» Григоровича показывали русского крестьянина с некоторой чувствительностью, свойственной поколению «кающихся дворян»; в изображении народников крестьянин всегда выходил более или менее иконописным. Рассказами «Убийство» (1895), «Мужики» (1897), а также позднейшей повестью «В овраге» (1900) Чехов сказал безжалостную правду о пореформенной деревне. С такой силой после Чехова писал только Горький.
Народники идеализировали крестьянский быт. Они пытались доказать, что капитализм не коснулся русской деревни. А Чехов увидел классовое расслоение деревни, обнищание и вырождение большей части крестьянства и хищническое обогащение кулаков. Чеховские «Мужики» наносили двойной удар: по толстовству с его призывом «опроститься до мужика» и учиться у него, и по последним народникам, с их идеализацией мелкособственнического крестьянства. Вот почему вокруг деревенских рассказов Чехова загорелся ожесточенный спор. Народники обвинили Чехова чуть ли не в клевете на русского мужика, а марксисты решительно выступили на защиту писателя.
«До Чехова,- писал Горький,-...дворянская наша литература любила и прекрасно умела изображать крестьянина человеком кротким, терпеливым, влюбленным в какую-то надземную "Христову правду", которой нет места в действительности...» (Горький, т. 24, стр. 473 - 474.). Чехов обрисовал крестьянина и жизнь деревни без всяких прикрас так, как она есть на самом деле.
«...Благодушный мечтатель и лирик,- по словам М. Горького,- исчез, явились дикие, пьяные и странные «мужики» Чехова...» (Там же, т. 26, стр. 284.).
В 1900 г. в журнале «Жизнь» появилась повесть Чехова «В овраге». Чехов рассказывает о жизни кулацкой семьи Цыбукиных, чувствующих свою силу и независимость и живущих по звериному закону «человек человеку волк». Но среди людей, которые еще не развращены богатством, среди бедняцких слоев зарождается чувство протеста. Знаменателен крик, раздающийся в толпе во время свадьбы Липы с Анисимом: «Насосались нашей крови, ироды, нет на вас погибели!» (Чехов, т. 9, стр. 389.)
Несмотря на трагические страницы, в рассказе чувствуется вера в светлое будущее. В конце рассказа Чехов рисует толпу девушек и женщин, возвращающихся домой после трудового дня. Они поют, и в их песне уже звучит сила, бодрость, надежда на иное будущее.
Горький высоко оценил эту повесть Чехова: «Страшная сила его таланта именно в том, что он никогда ничего не выдумывает от себя, не изображает того, „чего нет на свете", но что, быть может, и хорошо, может быть, и желательно» (М. Горький, т. 23, стр. 314.. )Очень интересен рассказ М. Горького о том, какое впечатление повесть Чехова „В овраге" произвела на крестьян Полтавской губернии: «Если б вы видели, как это хорошо вышло! Заплакали хохлы, и я заплакал с ними. Костыль понравился им - чорт знает до чего! Так что один мужик, Петро Дерид, даже выразил сожаление, что мало про того Костыля написано. Липа понравилась, старик, который говорит «велика матушка Россия». Да, славно все это вышло, должен я сказать... Чудесный вы человек, Антон Павлович, и огромный вы талантище» (М. Горький и А. Чехов, Переписка, статьи и высказывания, Гослитиздат, М., 1951, стр. 75..)
В творчестве 90-х годов Чехов широко отображает настроения русской интеллигенции, растерявшей свои идеалы. Именно эта проблема стоит в центре повести «Ионыч». Чехов показывает, как доктор Старцев, человек умный, энергичный, любящий свое дело, способный к творческому труду, постепенно опускается и превращается в рано состарившегося пошлого обывателя. Под влиянием будничной жизни он охладевает к своей работе, превращается в жадного стяжателя.
О девушке, которую он еще недавно искренне любил, Старцев в клубе за картами равнодушно спрашивает: «Это вы про каких Туркиных? Это про тех, что дочка играет на фортепьянах?» (Чехов, т. 9, стр. 303.).
К рассказу «Ионыч» примыкает трилогия Чехова, состоящая из рассказов: «Крыжовник», «О любви» и «Человек в футляре», В этих рассказах Чехов уже окончательно разоблачает учение Толстого и показывает косность, пошлость и застойность быта, все, что губит души живых людей.
Люди, в которых еще продолжают жить человеческие чувства, задыхаются от Беликовых, томятся пошлостью окружающей действительности. Даже такой обыкновенный учитель, как Коваленко, не может выдержать «удушающей и поганой атмосферы», которую создали Беликовы: «Эх, господа, как вы можете тут жить!... Разве вы педагоги, учителя? Вы чинодралы, у вас не храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке» (Там же, стр. 260.). И ветеринарный врач Иван Иванович, почти доведенный до отчаяния, восклицает: «...не сметь открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и все это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинишка, которому грош цена,- нет, больше жить так невозможно!» (Там же, стр. 265..)
Разоблачая этими рассказами пошлость, Чехов призывает к иной жизни, когда человеку будет нужно «не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар» (Там же, стр. 269..)
Горький постоянно возвращался к мысли о том, что Чехов больше всего ненавидел пошлость. «Он обладал искусством всюду находить и оттенять пошлость,- искусством, которое доступно только человеку высоких требований к жизни, которое создается лишь горячим желанием видеть людей простыми, красивыми, гармоничными» (Горький, т. 5, стр. 424; ср. М. Горький и А. Чехов, Переписка, статьи, высказывания, Гослитиздат, М., 1951, стр. 133 - 134..)
Но простая, осмысленная и гармоничная жизнь невозможна в условиях капиталистического общества. К такому выводу приходит читатель рассказов «Случай из практики» (1898) и «Бабье царство» (1894). В этих рассказах Чехов показывает, как капиталистические отношения коверкают жизнь и облик людей. Герой рассказа «Случай из практики» доктор Королев приезжает на текстильную фабрику и понимает, как бессмысленна эта жизнь: «Тысячи полторы-две фабричных работают без отдыха, в нездоровой обстановке, делая плохой ситец, живут впроголодь и только изредка в кабаке отрезвляются от этого кошмара; сотня людей надзирает за работой и вся жизнь этой сотни уходит на записывание штрафов, на брань, несправедливости, и только двое-трое, так называемые хозяева, пользуются выгодами, хотя совсем не работают и презирают плохой ситец... И выходит так, значит, что работают все эти пять корпусов и на восточных рынках продается плохой ситец для того только, чтобы Христина Дмитриевна могла кушать стерлядь и пить мадеру» (Чехов, т. 9, стр. 309 - 310.). И фабрика, олицетворяющая собой отношения людей в капиталистической действительности, кажется доктору Королеву «чудовищем с багровыми глазами, самим дьяволом, который владел тут и хозяевами, и рабочими» (Там же, стр. 310.).
Характерно, что в конце рассказа «Случай из практики» автор задумывается над тем, что наступит такое время, когда не будет над всем властвовать сила «дьявола». «Хорошая будет жизнь лет через пятьдесят, жаль только, что мы не дотянем» (Там же, стр. 313.).
Чехов много думал о необходимости коренных изменений в русской жизни и предчувствовал грядущую революцию.
К. С. Станиславский писал о Чехове: „В художественной литературе конца прошлого и начала нынешнего века он один из первых почувствовал неизбежность революции, когда она была лишь в зародыше и общество продолжало купаться в излишествах. Он один из первых дал тревожный звонок. Кто, как не он, стал рубить прекрасный, цветущий вишневый сад, сознав, что время его миновало, что старая жизнь бесповоротно осуждена на слом.
Человек, который задолго предчувствовал многое из того, что теперь совершилось, сумел бы принять все предсказанное им» («Чехов в воспоминаниях…», стр. 349 - 350.).
В конце 90-х годов Чехову пришлось из-за болезни переселиться в Крым. Мелихово было продано, а в Ялте удалось купить небольшой участок земли и выстроить на нем удобный двухэтажный дом. В 1899 г. вся семья Чеховых перебралась в Ялту.
Ялты Чехов не любил, он называл ее «Теплой Сибирью» или «Чертовым островом».
Главное, что угнетало Чехова в Ялте,- это «контраст праздной роскоши сытых пошляков и страшной нищеты чахоточных больных-бедняков».
Когда стало известно о том, что Чехов поселился в Ялте, туберкулезные больные со всех концов России начали обращаться к нему за помощью. Порой Чехов приходил в отчаяние: стольким нужно было помочь, стольких устроить. Чехов через знакомых собирал деньги, помещал в газетах специальные обращения, помогал из личных средств, хлопотал с Елпатьевским и доктором Альтшуллером, чтобы довести до конца постройку санатория «Яузлар».
Не оставлял Чехов в Ялте и общественной работы в области народного образования. Вскоре по приезде он был выбран членом попечительного совета женской гимназии.
Отзывчивость Чехова привлекала к нему людей и совершенно лишала покоя. Антона Павловича тревожили дома, обращались к нему во время прогулок на набережной, писали письма.
Весною 1900 г. в Ялту приехал Московский Художественный театр. «Антон Павлович не может приехать к нам, так как он болен, поэтому мы едем к нему, так как мы здоровы. Если Магомет не идет к горе, гора идет к Магомету»,- говорил Станиславский.
Приезд Художественного театра очень оживил Чехова. И эти дни оказались решающими для судьбы его отношений с О. Л. Книппер, приехавшей в Ялту вместе с театром.
Дружба Чехова с Художественным театром - событие не только в жизни писателя, но и целый период в жизни лучшего русского театра. «Приход Чехова в Художественный театр ознаменовал начало нового прочного союза большой русской литературы со сценическим искусством,- пишет современный исследователь,- этим приходом определилась и судьба самого Чехова как драматурга, создавшего под непосредственным влиянием МХТ свои последние пьесы - «Три сестры» и , «Вишневый сад».
«Новаторство Чехова-драматурга в свою очередь помогло рождению режиссуры нового типа, формированию и расцвету новой школы актерского мастерства… (М. Строева, Чехов и Художественный театр, «Искусство», М., 1955, стр. 3. О драматургии Чехова см.: С.Д. Балухатый и Н. В. Петров, Драматургия Чехова, изд. Харьковского театра русской драмы, 1935; С. Д. Балухатый, Чехов-драматург, Л., 1936; Г. П. Бердников, А. П. Чехов. В серии «Русские драматурги», «Искусство», 1950; В. В. Ермилов, Драматургия Чехова, «Советский писатель», М., 1948.)
Удивительно просто и правдиво показывает Чехов в своих пьесах жизнь. Талантливые и прекрасные люди, с высокими идеалами, большими мечтами, и рядом пошлость, мещанство, которые отравляют их жизнь, гасят все лучшее и светлое, не дают им жить, работать, творить. И вот эти хорошие, умные люди спиваются, кончают жизнь самоубийством. Эта тема проходит почти через все пьесы Чехова. И вместе с зтой темой из пьесы в пьесу растет другая - вера в возможность настоящей жизни. Особенно сильно звучит этот мотив жажды иной, лучшей жизни, необходимости коренных перемен в драме «Три сестры» (1900 - 1901). Герои этой пьесы тяготятся окружающей действительностью. Три сестры Прозоровы и их друзья мечтают о «здоровой, сильной буре, которая идет, уже близка». Но даже лучшие из героев пьесы неспособны к действенному вмешательству в жизнь и к ее изменению; они только крепко верят в лучшее будущее своей страны. Вся драма овеяна этими настроениями надежды.
Впервые драма «Три сестры» была поставлена 31 января 1901 г. в Московском Художественном театре и имела огромный успех. Мысли и чувства героев были близки актерам - ими жила тогда вся передовая русская интеллигенция. Это - один из лучших спектаклей Художественного театра, и он сохранился в репертуаре МХАТа до 1923 г. («Три сестры» были возобновлены в МХАТе в 1940 г. под руководством В. И. Немировича-Данченко..)
В 1903 г. Чехов написал свой последний рассказ «Невеста». Это было накануне революции 1905 г. Чехов не мог не видеть нарастания революционных сил, он чувствовал приближение больших исторических событий.
В рассказе «Невеста» чувствуется уже не только мечта о новой жизни, но и уверенность в том, что она наступит. Чехов показывает русскую девушку, которая нашла в себе силы порвать с прежней жизнью и идет на борьбу за новую, настоящую и счастливую жизнь. «Она ясно сознавала, что жизнь ее перевернута... все прежнее оторвано от нее и исчезло, точно сгорело, и пепел разнесся по ветру». «...Впереди ей рисовалась жизнь новая, широкая, просторная, и эта жизнь, еще неясная, полная тайн, увлекала и манила ее» (Чехов, т. 9, стр. 450.).
В первоначальном варианте рассказа Чехов прямо говорил, что Надя уходит в революцию. В. В. Вересаев сделал Чехову замечание, что «не так девушки уходят в революцию». На это Чехов ответил: «Туда разные бывают пути».
Цель Нади - перевернуть жизнь. И герой рассказа Саша так прямо и говорит: «Главное - перевернуть жизнь, а все остальное не нужно» (Там же, стр. 444.).
Вскоре после «Невесты» Чехов написал пьесу «Вишневый сад» - свое последнее произведение. В письме к О. Л. Книппер от 18 декабря 1901 г. он писал: «...я все мечтаю написать смешную пьесу, где бы чорт ходил коромыслом» (Там же, т. 19, стр. 197.. )По окончании работы над пьесой Чехов говорил: «Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс...» (Там ж е, т. 20, стр. 131.).
Сам Чехов утверждал, что в его пьесе «Вишневый сад» есть «что-то новое». Это новое - в слиянии комического начала с глубокой драматичностью и поэтическим лиризмом, все происходящее на сцене овеяно грустью. Пьеса совершенно необычна, не укладывается в рамки привычных жанровых определений. Это комедия с глубоким подводным течением, со скрытой в «подтексте» большой социальной темой.
Конфликт между различными социальными силами раскрывается прежде всего через психологию действующих лиц. Это и создает необычайный жанр пьесы, являющийся своего рода драмой настроения.
Чехов показывает распад старого мира. Нежизнеспособны Гаев, Раневская, Шарлотта, Варя, приемная дочь Раневской. Эти люди прочно связаны со старой уходящей, обреченной Россией. Новым хозяином жизни становится богатый делец Лопахин; цель его жизни - путем различных коммерческих предприятий приумножить свой капитал. Но Чехов отчетливо видел, что будущее не за такими людьми, как Лопахин. Несмотря на свою энергию и трудоспособность, Лопахины перестроить жизнь не смогут. Будущее за молодежью, за новыми социальными силами, за теми, кто отвергает устои старой жизни и готов бескорыстно бороться за счастье народа.
В пьесе чувствуется вера Чехова в то, что растут силы, которые сумеют построить новую жизнь, стать ее подлинными хозяевами и превратить страну в цветущий сад. Так, Петя Трофимов говорит Ане: «Я предчувствую счастье, Аня, я уже вижу его... Вот оно счастье, вот оно идет, подходит все ближе и ближе, я уже слышу его шаги. И если мы не увидим, не узнаем его, то что за беда? Его увидят другие?» (Чехов, т. 11, стр. 337. ). Через всю пьесу проходит тема: «Прощай, старая жизнь!».
«Вишневый сад»,- говорил К. С. Станиславский,- живая для нас, близкая, современная пьеса, ...голос Чехова звучит в ней бодро, зажигательно, ибо сам он смотрит не назад, а вперед» (К. С. Станиславский, Моя жизнь в искусстве, Academia, 1933, стр. 488.).
Первое представление „Вишневого сада" состоялось 17 января 1904 г. в день рождения Антона Павловича. Друзья и почитатели решили в этот день отметить двадцатипятилетие его литературной деятельности, пользуясь пребыванием Чехова в Москве. Антон Павлович был противником всяких юбилеев и даже отказался быть в театре. Но на премьере собралась вся литературная и театральная Москва. Никто не хотел примириться с отсутствием автора. Близкие друзья поехали за ним и привезли в театр к концу третьего акта.
Чествование началось в последнем антракте.
Публика устроила писателю шумную овацию. Без конца подносили цветы. А Чехов, бледный, худой, стоял на авансцене и не мог унять кашля. Из публики ему кричали: «Сядьте! Пусть Антон Павлович сядет!» Но Чехов нахмурился и простоял все затянувшееся торжество юбилея.
«Но и тут он не удержался от улыбки,- рассказывает К. С. Станиславский.- Один из литераторов начал свою речь почти теми же словами, какими Гаев приветствует старый шкаф в первом акте:
«Дорогой и многоуважаемый... (вместо слова «шкаф» литератор вставил имя Антона Павловича)... приветствуя вас» и т. д.
Антон Павлович покосился на меня - исполнителя Гаева,- и коварная улыбка пробежала по его губам» (К. С. Станиславский, Моя жизнь в искусстве, Academia, 1933, стр. 480.).
В середине февраля 1904 г. А. П. Чехов уехал в Ялту. Последняя зима в Ялте была очень тягостной. Состояние здоровья все ухудшалось. Врач И. Альтшуллер рассказывает: «Все реже возвращалось хорошее настроение и все чаще... я заставал его одиноко сидящим в кресле, или в полулежачем положении на диване с закрытыми глазами, без обычной книги в руках... Начавшаяся... война его очень волновала... Работал он в это время немного и только урывками, а планов было много, и это огорчало его...» (И. Альтшуллер, Отрывки из воспоминаний об А. П. Чехове, «Русские ведомости», 1914, № 151.)
Действительно, Чехов внимательно следит за газетами, а в апреле 1904 г. пишет на Дальний Восток одному своему знакомому: «В июле или в августе, если здоровье позволит, я поеду врачом на Дальний Восток» (Чехов, т. 20, стр. 270; ср. там же, стр. 268..)
Чем ближе к 1905 г., тем отчетливее Чехов чувствовал неизбежность надвигающихся революционных событий. Чехов писал Горькому: «…я мало, почти ничего не знаю... но предчувствую очень многое» (Чехов, т. 19, стр. 64.).
Множество новых замыслов волновало Чехова в последние месяцы жизни. После «Вишневого сада» Чехов мечтал написать пьесу для него совершенно нового жанра. Герой пьесы - ученый. Он любит женщину, которая или не любит его, или изменяет ему. И вот этот ученый уезжает на Дальний Север, может быть в экспедицию на Северный полюс. В этой экспедиции принимает участие и его друг, которого любит эта женщина. Общая любовь и ревность создают сложные взаимоотношения. Третий акт представлялся Чехову на фоне северного сияния. Громадный корабль затерт льдинами. Ученый стоит одиноко на палубе. Тишина. Покой и величие полярной ночи. И вот на фоне северного сияния он видит - проносится тень скончавшейся далеко на родине любимой женщины.
В этом замысле несомненно сказалось увлечение Чехова драматургией Метерлинка. Но для нас гораздо существеннее и интереснее попытка решения психологических проблем в необычайной для русской драматургии тех лет обстановке Арктики. В наше время, когда многочисленные советские экспедиции осваивают Арктику и сближают ее ледяные просторы с просторами нашей великой родины, замысел «арктической пьесы» Чехова кажется особенно интересным.
Весной 1904 г. состояние здоровья Чехова резко ухудшилось. Однако он все еще пытался пересилить болезнь и даже выполнял принятые на себя обязанности редактора беллетристического отдела в журнале «Русская мысль». Заслуживает внимания, что Чехов требовал, чтобы рукописи крупных писателей направляли другому редактору, В. А. Гольцеву, а сам читал произведения неизвестных и начинающих авторов.
В мае 1904 г. Антон Павлович приехал в Москву. Поездка в жарком и пыльном вагоне очень утомила его. Месяц Чехов провел в постели. Врачи потребовали немедленного отъезда на один из немецких курортов в Шварцвальде. Чехов согласился, хотя, по-видимому, понимал, что положение его безнадежно. Прощаясь с писателем Н. Д. Телешовым, он прямо сказал, что едет умирать.
3 июня 1904 г. Антон Павлович вместе с Ольгой Леонардовной выехал за границу и 8 июня прибыл в небольшой немецкий курортный городок Баденвейлер, неподалеку от швейцарской границы.
Вечером 1 июля после трех тяжелых дней Чехову стало легче. Он убедил жену пройтись по парку, а когда она вернулась, все беспокоился, почему Ольга Леонардовна не идет ужинать. Позднее оказалось, что гонг, возвещавший приглашение к столу, прозвенел, но его просто не расслышали. И Антон Павлович начал придумывать рассказ, описывая модный курорт, где много сытых, жирных банкиров, здоровых, любящих хорошо поесть краснощеких англичан и американцев, и вот все они, кто с экскурсии, кто с катанья, с пешеходной прогулки, одним словом, отовсюду, собираются с мечтой хорошо и сытно поесть после физической усталости. И тут вдруг оказывается, что повар сбежал и ужина никакого нет, - и вот как этот удар по желудку отразился на всех этих избалованных людях... Ольга Леонардовна сидела рядом на диване и от души смеялась. Она не подозревала в тот час, что вскоре все будет кончено.
В начале ночи на 2 июля Чехов проснулся и в первый раз в жизни сам попросил послать за доктором.
Врач посоветовал дать больному шампанского. Чехов сел, взял бокал, повернулся лицом к жене, улыбнулся своей удивительной улыбкой и внятно произнес: «Давно я не пил шампанского». Потом спокойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и уснул навсегда. Страшную тишину ночи нарушала только ворвавшаяся в комнату черная ночная бабочка, которая билась о горящие электрические лампочки.
Впоследствии доктор Шверер, лечивший Чехова, вспоминал: «Он переносил свою тяжелую болезнь, как герой... Со стоическим изумительным спокойствием ожидал он смерти». Когда Шверер послал кого-то за кислородом, Чехов сказал: «Не надо, пока принесут кислород, я уже умру».
Тело Чехова было перевезено в Россию, в Москву и здесь при громадном стечении народа 9 июля 1904 г. погребено на кладбище Ново-девичьего монастыря.
Смерть Чехова потрясла всю Россию. В газетах всего мира появились сообщения, отклики и статьи, вызванные смертью великого русского писателя.
Чехов умер в дни, когда с Дальнего Востока шли тревожные вести о Русско-Японской войне.
По России - через Ростов, Саратов, Нижний Новгород, Казань - прокатилась могучая волна рабочих демонстраций. Чехов умер в канун событий 1905 г., предвидя и предчувствуя близость назревших исторических перемен.
Советское литературоведение раскрыло значение положительного идеала в творчестве Чехова. Советские исследователи, развивая глубоко верные высказывания Горького, показали, как многообразны герои Чехова и как по-разнсму относится к ним писатель.
Однако даже после появления ряда плодотворных и талантливых работ советских литературоведов, изучая в средней и высшей школе творчество Чехова, больше говорят о «человеке в футляре» Беликове и редко вспоминают привлекательных честных тружеников учителей из рассказов «Учитель», «На подводе» и «Учитель словесности». Очень значителен в творческом наследии Чехова рассказ «Ионыч», в котором повествуется о моральной гибели обленившегося и преждевременно состарившегося доктора Старцева, но не менее важен в творчестве Чехова ряд образов врачей-энтузиастов так же, как и сам Чехов, преданных делу служения народу. Дмитрию Ионычу Старцеву мы можем противопоставить обаятельные образы доктора Дымова в рассказе «Попрыгунья» и доктора Астрова в пьесе «Дядя Ваня». Ведь именно Астрову доверяет Чехов произнести заветные слова, которые четыре десятилетия спустя внесла в свой дневник Зоя Космодемьянская: «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли» (Чехов, т. 11, стр. 213.). Это утверждение Астрова близко к записи Чехова: «Надо быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически» (Там же, т. 12, стр. 231.).
Нам, советским людям, оберегающим и приумножающим природные богатства родной земли, особенно близки и понятны слова доктора Астрова, возмущавшегося хищническим истреблением лесов, варварской расточительностью капиталистического общества (Там же, т. 11, стр. 203 - 204.. )Достаточно напомнить, что одно из лучших произведений советской литературы - роман Л. Леонова «Русский лес» - посвящено столь дорогой для Чехова теме, как бережное отношение к нашему «зеленому другу» лесу.
За несколько лет до того, как со сцены Московского Художественного театра прозвучали уверенные слова горьковского Сатина: «Человек! Это - великолепно! Это звучит... гордо! Человек! Надо уважать человека!» (Горький, т. 6, стр. 170.). - герой чеховского рассказа «Дом с мезонином» уже говорил со страстной убежденностью о том, что «человек должен сознавать себя выше львов, тигров, звезд, выше всего в природе, даже выше того, что непонятно и кажется чудесным» (Чехов, т. 9, стр. 92.).
Очень близок и дорог Чехову герой его повести «Три года» Ярцев. Это - молодой ученый, химик, преподаватель средних учебных заведений. Он влюблен в Россию, в русских людей,- талантливую русскую молодежь. «...Как богата, разнообразна русская жизнь,- говорит он Лаптеву.- Ах, как богата! Знаете, я с каждым днем все более убеждаюсь, что мы живем накануне величайшего торжества, и мне хотелось бы дожить, самому участвовать» (Там же, т. 8, стр. 457.).
Хорошо зная жизнь русской деревни, Чехов правдиво показал ее противоречия. В рассказах «Мужики», «Новая дача», «В овраге», «Бабы» и др. Чехов с беспощадной силой нарисовал разнузданный быт кулаков, их дикость и пьянство, беспросветную нужду работающих на них бедняков, но тем сильнее выступили на первый план в этих рассказах образы русских людей, стремящихся выбраться из темного оврага дореволюционной русской жизни к правде и справедливости.
Особенно хороши в творчестве Чехова образы русских женщин. В этом отношении Чехов продолжает и обогащает гуманистические традиции, заложенные Пушкиным, Тургеневым и Некрасовым. Три сестры Прозоровы - Ольга, Маша и Ирина, Аня из «Вишневого сада», Мисюсь из «Дома с мезонином», Надя из рассказа «Невеста» и многие другие - неповторимые, своеобразные образы русских женщин. Трудна и запутана окружающая их жизнь, много пошлого и жестокого окружает их, но все они верят в лучшее и стремятся к этому лучшему.
Жадно тянутся к трудовой деятельности лучшие, любимые Чеховым герои. О труде, как настоящей радости жизни, говорит Ирина Прозорова: «Работать нужно, работать. Оттого нам невесело и смотрим мы на жизнь так мрачно, что не знаем труда» (Чехов, т. 11, стр. 257.). «Человек должен трудиться, работать в поте лица, кто бы он ни был, и в этом одном заключается смысл и цель его жизни, его счастье, его восторги. Как хорошо быть рабочим, который встает чуть свет и бьет на улице камни, или пастухом, или учителем, который учит детей, или машинистом на железной дороге...» («Три сестры») (Там же, стр. 245.).
И для Тузенбаха, в той же пьесе, мысли о трудовой жизни, о созидательной работе неразрывно связаны с надвигающейся очистительной грозой революции.
Сам Чехов работал с упоением, забывая в труде и болезнь, и многие невзгоды окружавшей его жизни. Горький рассказывает в своих воспоминаниях о Чехове: «Он любил строить, разводить сады, украшать землю, он чувствовал поэзию труда. С какой трогательной заботой наблюдал он, как в саду его растут посаженные им плодовые деревья и декоративные кустарники! В хлопотах о постройке дома в Аутке он говорил:
- Если каждый человек на куске земли своей сделал бы все, что он может, как прекрасна была бы земля наша!» (Горький, т. 5, стр. 431.).
Чехов говорил Куприну: «Послушайте, при мне же здесь посажено каждое дерево, и, конечно, мне это дорого. Но и не это важно. Ведь здесь же до меня был пустырь и нелепые овраги, все в камнях и в чертополохе. А я вот пришел и сделал из этой дичи культурное, красивое место. Знаете ли? - прибавил он вдруг с серьезным лицом, тоном глубокой веры,- знаете ли, через триста-четыреста лет вся земля обратится в цветущий сад. И жизнь будет тогда необыкновенно легка и удобна» («Чехов в воспоминаниях…» стр. 401.).
Все современники, встречавшиеся с Чеховым, вспоминают о его заботливой любви к людям. И в Мелихове, и в Ялте Чехов постоянно тревожился о судьбе сельских учителей, врачей, помогал чем мог начинающим писателям, не порывал связей с родным Таганрогом, вел обширную переписку, лечил, заботился о больных.
Чехов всегда, всю жизнь был окружен людьми. Люди тянулись к нему за советом, поддержкой, помощью, чувствуя, что этот молчаливый собеседник поймет с полуслова. Общение с людьми много давало Чехову как художнику.
Писатель, запечатлевший в своем творчестве все многообразие жизни русских людей и русской природы, мастер короткого рассказа и основоположник новой драматургии, неутомимый общественный деятель, врач с современным научно-материалистическим мировоззрением скромный и требовательный к себе работник - Чехов принадлежит к числу тех лучших передовых русских людей, жизнь которых уже сама по себе представляет для нас большую познавательную и воспитательную ценность.
«Он за всем следил пристально и вдумчиво; он волновался, мучился и болел всем тем, чем болели лучшие русские люди,- говорил о Чехове А. И. Куприн.- Он ...никогда не уставал надеяться на светлое будущее, никогда не переставал верить в незримую, но упорную и плодотворную работу лучших сил нашей родины» («Чехов в воспоминаниях…», стр. 408 - 409.).
Чехов хорошо знал Россию и настойчиво советовал знакомым литераторам побольше путешествовать и наблюдать жизнь. «Не ездите на дачу, ничего там интересного не найдете...- говорил он Н. Д. Телешову.- Поезжайте куда-нибудь далеко, верст за тысячу, за две, за три. Ну, хоть в Азию, что ли, на Байкал... Если времени мало, поезжайте на Урал: природа там чудесная» (Там же, 432-433.).
«- Слушайте, ездите почаще в третьем классе...- советовал Чехов Куприну.- Я жалею, что болезнь мешает мне теперь ездить в третьем классе. Там иногда услышишь замечательно интересные вещи» (Там же, стр. 421.).
Более полувека прошло со дня смерти Антона Павловича Чехова. Все меньше остается на свете людей, которые видели и знали писателя, слышали его смех, его мягкий, низкий голос, которые помнят теплое пожатие его большой, сильной руки. Но с каждым годом становится все больше людей, которые горячо любят писателя-гуманиста А. П. Чехова, которые ценят в нем хорошего умного друга.
Миллионными тиражами на многих языках народов Советского Союза выходят в свет произведения Чехова. Нет библиотеки, в которой не было бы книг Чехова. Не только сотни профессиональных театров, но и множество самодеятельных коллективов ставят на сцене пьесы Чехова. Ряд лучших рассказов великого писателя экранизирован мастерами советского кино. Среди кинокартин, созданных по мотивам Чехова, следует назвать: «Чины и люди», «Шведская спичка», «Попрыгунья», «Анна на шее», «Невеста». Многие русские дореволюционные и особенно советские художники создали иллюстрации к повестям и рассказам Чехова. Далеко не все, но лучшие из этих работ представлены в настоящем альбоме.
Не только нашему советскому читателю близок и дорог Чехов. Б. Шоу, Д. Пристли, Голсуорси и Т. Манн в ряду своих любимых писателей и учителей неизменно называли Чехова.
Крупнейший современный китайский писатель Лу-синь, замечательный мастер короткого рассказа, по собственному признанию, был многим обязан не только лучшим традициям великой литературы китайского народа, но и знакомству с творчеством Чехова.
Чехова знают и любят многие и многие передовые люди за рубежом. Его пьесы с неизменным успехом ставятся в Англии, Франции, США, в Японии. Особый интерес к Чехову проявляется в странах лагеря социализма и демократии. В представлении всего передового человечества имя Чехова стоит в одном ряду с Пушкиным, Гоголем, Тургеневым, Львом Толстым, Достоевским и Горьким. Россия дала миру среди ряда великих людей Чехова. И всемирная слава Чехова умножает великую славу нашей родины.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://apchekhov.ru/ 'Антон Павлович Чехов'