“Биография”   “Чеховские места”   “Чехов и театр”   “Я и Чехов”   “О Чехове”   “Произведения Чехова”   “О сайте”  






предыдущая главасодержаниеследующая глава

Родному городу - и миру

Книга, лежащая ныне перед читателем, рисует нам образ писателя на фоне его родного города. Сотрудники Таганрогского музея-заповедника в содружестве с Ростовским книжным издательством подготовили живой, строго документированный рассказ о жизни Чехова в Таганроге, о его позднейших связях с городом детства. Такая книга издается впервые, и она особенно ценна тем, что, собрав воедино все известные факты, сведения и документы о ранней поре жизни будущего писателя, разбросанные по крупицам в разных, иногда забытых и труднодоступных изданиях, авторы книги сопроводили свой рассказ еще и редким, зачастую вовсе не известным ранее иконографическим материалом из фондов музея. Благодаря этому перед читателем оживает подлинный, нехрестоматийный образ молодого Чехова.

* * *

Кто не знает афоризма Гете: чтобы понять поэта, надо побывать на его родине?

Это верно не только по отношению к стране в целом, говорящей на языке, какой прославил поэт. Это верно и в более узком смысле, в применении к тому малому уголку земли, окрестности и местности, городской улице или сельскому дому, где ему суждено было явиться на свет.

Чехов родился в Таганроге и прожил здесь почти до двадцати лет, чуть меньше половины отмеренного ему жизненного срока. Стало быть, судьба не просто определила Чехову впервые открыть здесь глаза и по-младенчески удивиться миру, но еще и впитать впечатления отрочества и юности, учиться, взрослеть, крепнуть духовно, как бы готовя себя к главному делу жизни.

Конечно, незаурядной надо признать и осевшую к середине столетия в южном приморском Таганроге, но имевшую прочные российские корни семью родителей Чехова - Евгении Яковлевны и Павла Егоровича. Крепостные крестьяне, имевшие сметку и силу выкупиться из крепостной зависимости, торговцы, гуртовщики, гонявшие скот через несколько губерний, - острогожские и шуйские предки Чехова были людьми крепкими и предприимчивыми; в жилах текла горячая, молодая кровь, а ум располагал к взвешенности и терпению. Житейский практицизм и деловая хватка неожиданно сочетались в них с нерасчетливостью и поэзией.

С изначальных лет на сознание Чехова воздействовал ближайший круг семьи: кроме отца, матери, талантливые старшие братья. Незаметно, как воздух, каким дышишь, формировал мир его детского сознания и сам южный, зеленый городок на Азовском море, с разноплеменной речью итальянцев, греков, армян, украинцев, с мешающимися запахами двух вольных стихий-моря и степи.

Еще недавно в биографиях писателя можно было прочесть нелестные слова о Таганроге, как о душном, пыльном захолустном городке, в котором задыхался молодой Чехов и от скуки которого бежал. Это было правдой, но разве что вполовину, ибо все поэтическое, памятное, вечно притягательное для Чехова в его родном городе понапрасну было погружено в густую тень. В сочинениях писателя нашлось бы достаточно цитат, чтобы представить колыбель его дней какой-то южной вариацией «городка Окурова». Но если быть справедливым, едва ли не больше можно найти у Чехова и суждений противоположных. Да что там говорить, если, уже прожив большую жизнь и изрядно постранствовав по свету, он не единожды выражал желание поселиться на склоне лет не в Ницце и не в Ялте, а в Таганроге!

Таганрог вокруг себя и в себе Чехов и любил и ненавидел. Он любил приволье моря, бухту, где ловил бычков, тишину зеленых улиц, теплый, ласковый воздух юга. Любил друзей по гимназии и благоприятелей по возникшей тяге к театру. Любил своих семейных и родню, вроде дядюшки Митрофана Егоровича... Но не любил затхлость узкой среды, торгашеские расчеты отца, заискивание перед богатыми людьми, ощущение сословной «второсортности», каждодневное унижение достоинства дома, в гимназии и в церкви.

Памятник А. П. Чехову в Таганроге. Скульптор И. Рукавишников
Памятник А. П. Чехову в Таганроге. Скульптор И. Рукавишников

Однако то, что в годы рано пробудившегося нравственного сознания оскорбляло и мучило Чехова, удалившись и отделившись, стало предметом творчества, вырезалось в фигуры и лица, заблистало комическими красками и было побеждено.

Впечатления, блеснувшие в детстве, согревавшие и ранившие в отрочестве, впервые осмысленные в юности, оставались запасом на всю жизнь. Позднее уже цепко и сознательно работал изощрившийся у писателя аппарат наблюдения, но при этом не потерялись пережитые когда-то со всей впечатлительностью юной души ранние образы и чувства. Можно назвать рассказы, сценки, повести, в которых впрямую или по касательной отразился таганрогский мирок. Это «Брак по расчету», «Надлежащие меры», «Лошадиная фамилия», «Ворон», «Лев и солнце», «Огни», «Ионыч», «Человек в футляре» и др. Мы перечислили те сочинения, где таганрогские мотивы, лица или подробности городского пейзажа неоспоримы и наглядны. Но сколько еще в. прозе и драматургии Чехова из его таганрогских лет летучих, неопознанных нами впечатлений!

Биографы были бы несправедливы, если бы одними темными красками живописали годы учения Чехова, его учителей, гимназию. Пушкинский Лицей мы привычно идеализируем, таганрогскую гимназию традиционно черним, как оплот «беликовщины». Но не гимназия ли дала Чехову те начала знаний, которые сделали его одним из просвещеннейших людей времени?

И тем более были бы мы не правы, если бы на основании досадливых высказываний, срывавшихся порой с языка самого Чехова в письмах к братьям и разговорах с друзьями, поспешили осудить отца, Павла Егоровича, с его суровой, иногда и жестокой, с провалами в несправедливость, методой воспитания.

Проявлять открыто нежные чувства к детям как бы стеснялась, не решалась мать. Но этот дефицит ласки, этот ущерб в демонстрации родительских эмоций не помог ли Чехову воспитать в себе ту благородную сдержанность, немногословность, строгую скупость в изъяснении чувств (при редких прорывах яркой лирики), которая подкупает в его прозе?

То, что отец и мать, едва Чехов встал на ноги, оказались под его крылом и, бережно опекаемые им, жили с ним под одной кровлей (отец до конца дней в Мелихове, мать пережила Антона в Ялте), - прямое свидетельство его глубокой сыновней благодарности. Взяв от них все лучшее, он не задумываясь простил им то, от чего горевал в детстве и чего стыдился; он преодолел, переработал это в себе.

Вообще поразительны, если вдуматься, отношения Чехова со своей таганрогской «фамилией». На удивление рано созрели у него принципы человеческой педагогики, отношения к людям, которые стали потом свойством его искусства. Рядом с ним в той же семье росли два незаурядно одаренных, но бесхарактерных человека-братья Александр и Николай. В детстве они казались интереснее, ярче Антона, который запомнился кое-кому из сверстников «увальнем с лунообразным лицом». Но в конце концов выяснилось, что талантливый художник Николай катастрофически безволен и, увлекаясь все новыми идеями и сюжетами, редко способен завершить начатый труд. А разносторенне одаренный Александр мучительно самолюбив, в своих же литературных опытах назидательно сентиментален, «слезоточив». Оба были склонны разбрасываться, и к тому же обоих губил «штоф с водкой», который молодой Чехов, нисколько не пыжась выглядеть в глазах братьев постным праведником, призывал «разбить» ради самоспасения.

В 1877 - 1879 годах Антон оказался в положении худшем, чем братья: после разорения семьи и бегства отца в Москву он остался в Таганроге один, чтобы окончить гимназию. Живя среди чужих людей в положении нахлебника, черпая полной мерой'житейские унижения, он осознал, что надо воспитать в себе железную волю к труду. Он понял, что никогда нельзя лгать, а начинать надо с того, чтобы не лгать себе. Жить своим умом. Не унижаться перед людьми и обстоятельствами и, если нужно, все претерпеть.

Это была поразительная школа самовоспитания. На ней возросла потом мужественная, жесткая, смягченная порой иронией и лирикой, но лишенная всякой слащавости и обольщений проза Чехова.

Писатель - это не просто дар, это еще характер. Сдержанный во всем, что касалось его лично, Чехов скупо роняет признания, по которым можно судить, какой внутренней, работы и борьбы с собой стоила ему выработка самосознания и творческой воли. Ведь он не считал себя от природы собранным и деятельным человеком и любил пошутить, что «лень родилась в 1859 году, то есть на год раньше меня».

Писатель Чехов потому и верил в людей, в возможность их духовной и душевной перестройки, что еще в таганрогские годы, юношей, бегавшим по урокам «за шлагбаум», провел этот опыт на себе. Как и старших братьев, его легко могло начать сносить житейское течение. Антон не стал рабом своих прихотей и искушений, постиг мудрость преодоления собственных слабостей, и оттого, вопреки возрасту, сделался вскоре как бы старшим в семье. «...Кто трудится, кто терпит, тот и старше»,-скажет он в повести «В овраге».

В провинциальной таганрогской среде Чехов смолоду растил в себе понятие чести русского демократа-интеллигента: в любых обстоятельствах говорить правду, не предавать, не заискивать перед сильными, не сетовать на невзгоды судьбы. Брать ношу на себя, выполнять долг, сколько сил хватит, и верить в свое призвание. Наверное, не будь это понято еще тогда, в юности, не было бы впоследствии ошеломившей современников поездки Чехова на остров-тюрьму Сахалин, не было бы подвижнической работы врачом Мелиховского участка, не было бы, наконец, во всей его силе и писательского подвига Чехова...

Своеобразный кодекс чести сформулирован Чеховым в знаменитом письме брату Николаю (март 1886 г.), где он говорит о том, что такое «воспитанный человек».

«Воспитанные люди, - пишет Чехов, - по моему мнению, должны удовлетворять следующим условиям:

1) Они уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы...

2) Они сострадательны не к одним только нищим и кошкам. Они болеют душой и от того, что не увидишь простым глазом...

3) Они уважают чужую собственность, а потому и платят долги.

4) Они чистосердечны и боятся лжи, как огня. Не лгут они даже в пустяках. Ложь оскорбительна для слушателя и опошляет его в глазах говорящего. Они не рисуются, держат себя на улице так же, как дома, не пускают пыли в глаза меньшей братии...

5) Они не уничижают себя с тою целью, чтобы вызвать в другом сочувствие...

6) Они не суетны. Их не занимают такие фальшивые бриллианты, как знакомства с знаменитостями...

7) Если они имеют в себе талант, то уважают его...

8) Они воспитывают в себе эстетику...»

А. П. Чехов
А. П. Чехов

Чехов свои правила поведения человека в обществе обращает к самой личности, призывает развить нравственные требования к себе, победить собственные слабости и не слишком судить других.

Чехов учит самовоспитанию личности.

- «Все мы знаем, что такое бесчестный поступок, но что такое честь, мы не знаем», - напишет Чехов в письме к Плещееву. С юных лет, руководимый нравственным инстинктом и исканиями светлого ума, Чехов незаметно выстраивает и создает свой «кодекс чести», сполна выражающийся и в его писательском методе.

Моральная философия Чехова - стоическая, противоположная нетерпению. Но это не пассивизм, не бездействие, а чувство долга, основанное на взаимных обязательствах.

Чехов не любил, когда ему лгали. Но он и сам бы не мог солгать.

Чехов не терпел, чтобы его унижали. Он не мог бы унизить и другого.

Чехов не любил, когда при нем жаловались на людей, на судьбу. Он и себя приучил никогда и ни на что не жаловаться.

Строго оглядываясь на себя, Чехов по отношению к другим людям хотел бы быть просто справедливым. Легко сказать «просто», но на это потребны были огромные душевные силы. Он желал угадать в каждом человеке все лучшее, но и на дурное глаза не закрыть. И уж во всяком случае-таково было его жизненное правило - никого не обидеть, не ранить попусту, не задеть лично. Отнестись с доверием к возможной переделке человека, принять во внимание смягчающие вину обстоятельства и т. п. Житейское свойство деликатности, уважения к чужой личности перевоплотилось в художественном методе Чехова в качество справедливого суда по отношению к вымышленным героям.

Доктор А. П. Чехов
Доктор А. П. Чехов

В своих рассказах и повестях он далек от того, чтобы казнить и миловать, раздавать награды добродетели и клеймить порок. Он хочет рассказать о жизни обычной, какою живут все, исследовать, изучить ее с той объективностью, с какой изучает свой предмет ученый-естественник. А людей показать правдиво, часто с щадящим юмором, по существу же - горячо воззвать к тому, чтобы они стали лучше.

Мудрецы античного мира признавали последним и высшим из даров, каким боги могут одарить человека, чувство меры. В мире эстетики - это безупречный вкус, в нравственном мире -непогрешимое чувство справедливости.

С юных лет, что называется «от рождения, еще не осознанное, быть может, чувство, но чутье справедливости было присуще Чехову. Впоследствии, когда он стал писателем, современная ему критика не раз упрекала Чехова в бесстрастии, безразличии и умеренности. Как она ошибалась! Умеренность лишь отвратительная тень божественного дара меры, когда окована страсть, спеленута сила. Бесстрастия страшился, умеренность отталкивал от себя Чехов. Его темперамент скрыт, как готовый полыхнуть огонь под таящими ровный жар угольями. Чехов умеет терпеть и быть стойким, чтобы преодолеть.

За своей спиной Чехов всегда ощущал великую русскую литературу: Толстого, Щедрина, Достоевского. Русский реализм второй половины XIX века дал плеяду художников-первооткрывателей, художников-пророков, страстно взывавших к совести, обращавших горестно-вдохновенное лицо к миру. Чехов-иное осуществление русского художественного гения. Он лишен пророческого воодушевления: не учит, не пугает, не заклинает. Скорее, изучает, сравнивает, пытается понять. Поразительная точность и трезвость его реализма открывают путь к самоочищению и национальной самокритике, но без болезненного самобичевания и покаяния. Внесение в жизнь каждого человека и всего общества в целом принципа справедливости, действенного и при отсутствии благодати небес, - одна из коренных идей чеховского творчества.

Перед тем как покинуть Таганрог 19-летним юношей, Чехов был уже на пороге всего, чем он станет знаменит впоследствии перед образованным миром: впереди была пора первых литературных проб, и дебютов, победные триумфы Антоши Чехонте в «малой прессе», признание Григоровича и Салтыкова-Щедрина, путь к прославившим его повестям и пьесам. Все это было уже готово в нем, как зеленый дуб в желуде, и только ждало проявления себя.

Мечты таганрогского юноши были, правда, довольно скромны и малопритязательны: окончить университет по медицинскому факультету, стать дельным врачом и, если удастся, по стопам старшего брата попробовать свои литературные силы в юмористических журналах. Он еще не знал, что ему предстоит говорить в родной литературе в полный свой голос и его негромкий, смущающийся басок расслышат люди не только в самых дальних концах России, но и на других континентах. Говорить с читателями не годы, не десятилетия, а, пожалуй, века. Говорить, если припомнить гимназические уроки латыни, urbi et orbi - родному городу и всему миру.

предыдущая главасодержаниеследующая глава








© APCHEKHOV.RU, 2001-2021
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://apchekhov.ru/ 'Антон Павлович Чехов'
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru