С. Д. БАЛУХАТЫЙ. ДРАМАТУРГИЯ ЧЕХОВА

I

Овладевая огромным культурным наследием прошлого, советская общественность не могла пройти мимо творчества Чехова, замечательного бытописателя недавнего прошлого нашей страны. Вполне закономерен тот факт, что со времени, когда мы вступили в полосу культурной революции, когда борьба за нового человека привела к решительному искоренению основ старого быта и старой психики, задачам культурной революции ответило прежде всего литературное творчество Чехова. За последние годы впервые было издано полное собрание его сочинений; его произведения в виде однотомников, сборников рассказов и отдельных публикаций расходятся в стотысячных тиражах; рассказы и пьесы Чехова включаются в школьные программы; возобновляются постановки его пьес в ряде ведущих театров; инсценируются для театра и кино его повести; в нашей газетной фельетонной публицистике не редко встретить ссылку на образ, художественную деталь, меткое слово, заимствованное из произведений Чехова. Все это говорит об исключительно широком внимании советского читателя и зрителя к богатому литературному наследию Чехова, о своеобразном "возрождении" Чехова в наши дни. Причина этого явления прежде всего в огромной познавательной силе художественных образов Чехова, в свойстве его произведений - сочетать конкретную жизненную правду наблюдений с большим обобщением этих наблюдений в типичном образе, в яркой характеристике, в синтетической картине. По определению М. Горького "В рассказах Чехова нет ничего такого,- чего бы не было в действительности. Страшная сила его таланта в том, что он никогда не выдумывает от себя, не изображает того, чего нет на свете, но что может быть хорошо, может быть желательно". В этом объективном художественном показе огромной правды жизни, закрепленной писателем в исключительно рельефных, характерных образах правды, той правды суровой действительности недавнего исторического прошлого, - эпохи царизма, - и заключено высокое значение для наших дней творчества Чехова.

Чехов изображал преимущественно "средние" пласты социальной действительности и "средний" культурный ее слой: мещанина, мелкого буржуа, беднеющего дворянина, сельского и городского служилого интеллигента. На этих "средних" элементах, на их переживаниях и судьбе, Чехов сумел показать основные контуры "обыкновенной" жизни в рамках необычайно тяжелой действительности, каковой была душная социальная атмосфера дореволюционного прошлого. Чехов довел до поразительного совершенства изображение этой обыкновенной жизни, а так как социальная и личная жизнь, современная писателю в эти черные годы правительственной и общественной реакции, поражала своей идейной убогостью, общественной растерянностью, личной опустошенностью, то и произведения Чехова потрясали своей, как казалось в те годы, безысходной правдой. Чехов поразительно тонко чувствовал трагизм мелочей жизни, и оттого он сумел, по определению М. Горького, "так беспощадно правдиво нарисовать людям позорную и тоскливую картину их жизни в тусклом хаосе мещанской обыденщины".

Но не только этим объективным, реалистически точным изображением своей современности интересен и дорог нам Чехов. Обаяние его творчества - в основной, проникающей весь его творческий путь, тенденции. Тенденция эта сводится к тому, что писатель, рисуя нам в своих изумительно правдивых картинах и образах тусклую действительность своей эпохи, не примиряет нас с этой действительностью, но заставляет верить в необходимость и возможность других форм жизни, других людских отношений. Чехов дает только негативное изображение жизни, но за его художественными снимками мы легко угадываем тот позитивный, нормальный социальный строй, который внутренне всегда желал видеть писатель. Чехов требовал, чтобы писатель был реалистом, то есть писал жизнь такою, какая она есть, но чтобы при этом каждая его строчка была пропитана, как соком, сознанием цели; чтобы за жизнью, какая есть, чувствовалась еще та жизнь, какая должна быть. Современник и бытописатель эпохи "безвременья", полосы жуткой реакции русской истории, Чехов не впал в мировоззренческий или социальный пессимизм, что было характерным явлением в среде интеллигенции, и не ушел в область "чистого искусства", как многие его сотоварищи по перу, но оставаясь всегда в сфере земных дел, вынес из недр реакции 80-х годов и принес к знаменательным предреволюционным дням начала 900-х годов твердую уверенность в возможность лучшей жизни для лучшего человека. Эта бодрая нота крепла в творчестве Чехова с годами все. больше и больше, и она отепляет в нашем восприятии тот серый фон минувшей жизни, который многообразно был воспроизведен им в своих рассказах, повестях, пьесах, фельетонах, статьях, очерках. Лучшей иллюстрацией к нашей характеристике явится очерк, хотя бы и краткий, творческого и общественного пути писателя.

Антон Павлович Чехов - внук крепостного и сын торговца бакалейным товаром - родился 29 (17) января 1860 г. в Таганроге, в портовом городе на берегу Азовского моря. Все свое детство и далее гимназические годы Чехов провел в этом городе, который сыграл в дальнейшем большую роль в его литературном творчестве. Мы мало знаем об обстановке, в которой протекало детство Чехова, но впоследствии он вспоминал о том, что "родился, вырос, учился и начал писать в среде, в которой деньги играют безобразно большую роль" (1881 г.), что в детстве получил "религиозное образование и такое же воспитание - с церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет" (1892 г.).

В Таганроге Чехову удалось наблюдать разнообразную галлерею типов обывателей, густую мещанскую среду, ее пестрый буржуазно-торговый и интеллигентный слой, - и здесь впервые пробудился у будущего писателя интерес к литературе и к театру: раннее чтение художественной литературы, писание гимназистом первых своих произведений, усердное посещение театра. Жизнь обывателей, впечатления отдельных мест города послужили Чехову в дальнейшем материалом для ряда его

произведений, как "Огни", "Ионыч" и др. Окружающие Таганрог степные места, неоднократно посещаемые Чеховым, также отразились в темах, сюжетах и образах таких его произведений, как "Счастье", "Степь", "Свирель" и др.

Когда Чехов был еще в старших классах гимназии, его, обедневшая в результате упадка торговли в городе, семья переселилась на жительство в Москву, и Чехов в течение трех лет остается в Таганроге один, добывая себе средства репетиторством. В эти годы самостоятельной его жизни, видимо, и формировался в своих внутренних интересах ранний Чехов.

В одном из писем Чехова 1876 г, Чехова (1876 г.)т когда он был гимназистом 5-го класса, мы найдем упоминание о чтении им Сервантеса, Шекспира, Тургенева. Гончарова и критические замечания о Бичер Стоу; здесь же он дает советы своему корреспонденту (двоюродному брату) не унижать свою личность, не считать ее "ничтожной": "Среди людей нужно сознавать свое достоинство. Ведь ты не мошенник, честный человек? Ну и уважай в себе честного малого и знай, что честный малый не ничтожность".

В 1879 г. Чехов кончает гимназию и, уехав в Москву, поступает на медицинский факультет университета. Все последующие годы Чехов сочетает занятия в университете, требующие серьезного внимания именно на данном факультете, с исключительно разнообразной и обширной литературной работой, являющейся подчас единственным источником существования всей семьи Чеховых. Печатался Чехов почти во всех юмористических журналах того времени, работая в темах и в стиле, принятых в этих журналах.

В 80-е годы, в эпоху тяжелого политического гнета и необычайно строгих цензурных утеснений, русская журналистика в "малой прессе", т. е. в практике еженедельных изданий, пошла по пути "развлекательной" литературы, мелкого юмора, комических зарисовок бытовых фигур и положений, без каких бы то ни было попыток политической или широко-общественной сатиры. Эта журнальная практика наложила свой отпечаток и на творчество раннего Чехова, усердного поставщика самых разнообразных по форме и темам произведений для журналов "Стрекоза", "Будильник", "Осколки" и мн. др. Здесь мы найдем рассказы, анекдоты, остроты, подписи под рисунками, пародии, фельетоны, рецензии, бытовые очерки. "Юмористическая" работа Чехова в общем не была общественно высоко значимой. И это потому, что эпоха политической и общественной реакции 80-х годов в условиях лихорадочного развития капитализма с его хищническими тенденциями наложила свой неизгладимый отпечаток на Чехова, талантливого представителя мелкобуржуазной интеллигенции, которая не нашла широкого применения своей деятельности, не определила четко своего общественного места и своей общественной роли.

В этой общественно-политической обстановке Чехов обратился к мелочам обыденной застойной жизни, к характеристике многочисленных представителей мещански-буржуазного мира. Но в житейских бытовых проявлениях этой жизни пытливый ум писателя привык искать те социальные противоречия, которые, по его представлению, препятствовали установлению справедливых социальных форм жизни, мешали созданию образа гармоничного человека. Чехов научился глубоко вскрывать в наблюдаемых им общественных явлениях все пошлое, мещанское, лживое, самоуверенное, раболепствующее, двойственное, несправедливое, неустроенное. Предъявляя к жизни высшие требования, стремясь очистить современного ему человека от всякой личной и бытовой скверны, Чехов неустанно обнажал мелкого человека от того, что мешает ему сделаться простым и внутренно свободным. У Чехова, сквозь внешне комическую ткань его ранних рассказов, сквозь юмористическую их основу всегда видно разоблачение темных "основ" быта и психологии современника, всегда чувствуется упорная обличительная тенденция писателя, острая ненависть его к мерзостям жизни. Вот почему социально-этическая направленность всего дальнейшего творчества Чехова имела своим истоком ранний и именно "юмористический" период литературной его деятельности.

Одновременно, окончив в 1884 г. медицинский факультет, Чехов приступает к врачебной практике и задумывает писание научного труда "Врачебное дело в России", оставленного им в стадии собирания материалов. И в дальнейшем Чехова не покидает интерес к чисто научной работе; яркий пример тому - предпринятая им позднее (1890 г.) работа по изучению быта каторжан на острове Сахалине.

Следует отметить, что совмещение интересов научных и художественных имело для Чехова огромное значение при выработке им своего реалистического художественного метода.

Сам Чехов по этому поводу говорил так: "Не сомневаюсь, что занятия медицинскими науками имели серьезное влияние на мою литературную деятельность; они значительно раздвинули область моих наблюдений, обогатили меня знаниями, истинную цену которых для меня, как для писателя, может понять тот, кто сам врач; они имели также и направляющее влияние и, вероятно, благодаря близости к медицине мне удалось избегнуть многих ошибок. Знакомство с естественными науками, научным методом всегда держало меня на стороже, и я старался, где было возможно, соображаться с научными данными, а где невозможно, - предпочитал не писать вовсе" (1899 г.).

Все развивающаяся наблюдательность Чехова над мещанским бытом, внимание к человеческим характерам и к условиям проявления этих характеров в той или иной социальной среде, работа над тонким психологическим рисунком не могли мириться у Чехова с ограниченной в темах и в стиле практикой писателя-юмориста, и Чехов для своих бытовых и психологических рассказов находит новую читательскую аудиторию: с 1885 г. он печатается в "Петербургской газете" - весьма распространенном в те времена издании. Рассказы этих лет Чехов объединил затем в сборнике "Пестрые рассказы" 1886 г., вызвавшем обширную и вполне доброжелательную к автору критическую литературу.

К середине 80-х годов Чехов делается заметной фигурой в литературной среде, и литературные данные молодого писателя приводят его к сотрудничеству в крупнейшей консервативной газете "Новое время". В этой газете в первые же годы своей работы в ней (1886 - 1887гг.) Чехов поместил ряд рассказов на реалистически-бытовой основе, с метким психологическим рисунком, рассказов, обративших на себя внимание виднейших писателей (Д. Григорович, В. Короленко, А. Плещеев, И. Щеглов и др.), высказавших свое восхищение талантом Чехова в письменном обращении и при личном знакомстве с ним. Работа в "Новом времени" положила также начало близкому знакомству Чехова с его редактором-издателем А. Сувориным, влиятельным в то время консервативным фельетонистом и публицистом, - знакомству, связанному с взаимным обменом мнений по разнообразным вопросам литературы и общественности, отраженным в их обширной многолетней переписке.

К этому времени Чехов осознает "литературную мелкость" своей ранней работы, когда он, по его словам, писал "наотмашь", "безмятежно", "небрежно", - "как репортеры пишут свои заметки о пожарах, так я писал свои рассказы: машинально, полубессознательно, ни мало не заботясь ни о читателе, ни о себе самом" (1886 г.). Все более усиливается критико-обличительный тон Чехова как подбором соответствующих образов в его художественных произведениях, так и в прямых его высказываниях в письмах. Чехов в эти годы стоял на позиции художественного объективизма, когда писатель, отрешившись от субъективного житейского взгляда на вещи, описывает жизнь в ее неприкрытой наготе. Чехов говорил: "Художественная литература потому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Ее назначение - правда безусловная и честная". Но объективизм не отожествлялся Чеховым с плоским эмпиризмом, не означал отсутствия у автора своего отбора типичных явлений, не приводил к отказу от рельефной словесной формы, от образов, согретых живым авторским чувством. Чехов обычно восставал против писателей "холодно-циничных в душе и в жизни", против эгоистов и пустых людей, чуждых интересов общественной жизни, и неоднократно утверждал, что задача литературы - если не разрешить, то правильно поставить вопросы, волнующие общество. "Художник наблюдает, выбирает, догадывается, компанует - уж одни эти действия предполагают в своем начале вопрос; если с самого начала не задал себе вопроса, то не о чем догадываться и нечего выбирать" (1888 г.). Был у Чехова в эти годы и свой выработанный взгляд на окружающую социальную и бытовую действительность, взгляд, который предопределил выбор им объектов и тем для своих художественных зарисовок. Так, он говорил неоднократно, что "насколько я понимаю порядок" вещей, жизнь состоит только из ужасов, дрязг и пошлостей, мешающихся и чередующихся" (1886 г.), что современный "человек забит и заколочен до отупения судьбой" (1891 г.), что "нет ничего пошлее мещанской жизни с ее грошами, харчами, нелепыми разговорами и никому ненужной условной добродетелью" (1892 г.), что "провинция затягивает нервных людей, отсасывает у них крылья" (1899 г.). И его оценки литературной среды и читательской публики, а также представителей партийной интеллигенции были резко отрицательными. Не видя просвета в окружающем его общественном мраке, не чувствуя биения живой жизни в том отупении, которое овладело обществом 80-х годов, Чехов выдвинул в эти годы свою социально-этическую платформу, в которой первое место отводилось уважению человеческой личности, борьбе за лучшее человеческое достоинство. Чехов говорил: "Я боюсь тех, кто между строк ищет тенденции и кто хочет видеть меня непременно либералом, или консерватором. Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индии-ферентист. Я хотел бы быть свободным художником - только, и жалею, что бог не дал мне силы, чтобы быть им. Я ненавижу ложь и насилие во всех их видах. Фарисейство, тупоумие и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках; я вижу их в науке, в литературе, среди молодежи... Потому я одинаково ,не пихаю ,особого пристрастия ни к жандармам, ни к молодежи. Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Мое святое святых - это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, , любовь и абсолютная свобода от силы и лжи, в чем бы последние две ни выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы выл большим художником" (1888 г.).

(В книге-источнике отсутствуют страницы: 17-18)

Успех Чехова-писателя, все усиливающееся внимание к каждому новому его произведению, широкое распространение его рассказов в ряде сборников ("В сумерки" 1887 г., "Рассказы" 1888 г., "Хмурые люди" 1890 г.), увеличивающийся круг знакомства с литераторами - привели к тому, что Чехов был вынужден перейти от писания небольших рассказов - от формы, в которой он уже к этим годам достиг высокого совершенства - к писанию крупных произведений и к сотрудничеству в "толстых" журналах. Повестью "Степь" (1888 г.) в журнале "Северный вестник", редактируемом в те годы поэтом А. Плещеевым, Чехов начал печатание ряда больших своих произведений ("Огни"; позднее: "Скучная история", "Жена" и др.), перейдя с 1893 г. в журнал "Русская мысль" - орган либеральных кругов ("Палата № 6"; позднее "Рассказ неизвестного человека", "Три года" и др.).

Посвященные обычно трактовке значительных психологических или социальных вопросов, повести эти вызвали разнообразные, подчас крайние и противоположные, оценки литературного дарования Чехова.

Параллельно с ростом литературного мастерства у Чехова меняются общественные вкусы: отходя постепенно от сотрудничества в консервативном "Новом времени", Чехов переходит в начале 90-х годов к работе в либеральной газете "Русские ведомости" и окончательно прикрепляется к "Русской мысли", до этого оцениваемой им крайне отрицательно. Отказ Чехова от работы в юмористических журналах, писание крупных произведений со значительными темами, широкое внимание критики к его творчеству были поняты Чеховым как серьезные этапы в его литературном и личном пути. Чехов осознает себя как литератор-профессионал с определенными задачами и с социальным наполнением своего творчества. Рост писательского дарования был неразрывно связан с ростом личности. Вот почему именно в эти годы Чехов мог так характеризовать свое личное раскрепощение: "Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и богу и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества - напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая..." (1889г.).

В 1888 г. Чехов получил пушкинскую премию, присуждаемую Академией наук за лучшее беллетристическое произведение. Чехов оценил премию, как явление, имеющее не личное, но принципиальное литературно-общественное значение: писатель, начавший с газетной работы, "проложил дорогу в толстые журналы". По его убеждению, высказанному по этому поводу, - "Все мною написанное забудется через 5-10 лет; но пути, мною проложенные, будут целы и невредимы - в этом моя единственная заслуга" (1888 г.).

Общественная совесть Чехова подсказывает ему в эти годы выполнение значительного и ответственного дела: в 1890 г. с целью изучения быта заключенных-каторжан Чехов едет на остров Сахалин. Чехов считал, что изучение колонизации из преступников, знакомство с Сахалином, "местом невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек вольный и подневольный" - обязательно для русского культурного об-

Можно утверждать с полной категоричностью, что на протяжении всей своей жизни Чехов участвовал в активной общественной работе, а его письма свидетельствуют о том, что общественные вопросы дня были постоянно в поле его внимания. В этом сказалась как живая заинтересованность Чехова текущей современностью, так и его глубокая уверенность в том, что усилия отдельных лиц могут содействовать очевидному прогрессу страны, народа.

В первые годы своей литературной и общественной деятельности Чехов подобно многим представителям мелкобуржуазной интеллигенции 80-х годов, растерявшихся перед правительственной реакцией, утверждал, что "революции в России никогда не будет" (1888 г.), что ,,политики у нас нет, в революцию мы не верим" (1892 г.) и всю свою энергию, весь свой общественный темперамент Чехов вкладывал в делание "малых дел" культуры. Но уже с конца 90-х годов под очевидным влиянием роста капитализма и революционного рабочего движения Чехов будет говорить о том, что в России "скоро будет конституция, без конституции уж больше нельзя". Совсем реформистски звучат и такие слова Чехова 1899 г. по поводу студенческих беспорядков: "Дайте свободу печати и свободу совести, и тогда наступит вожделенное спокойствие, которое, правда, продолжалось бы не особенно долго, но на наш век хватило бы".

В ткань художественных произведений писателя последних лет вставлены и более радикальные социальные требования" вроде: "Главное - перевернуть жизнь, а все остальное не нужно" ("Невеста" -1903 г.) или: "Пришло время, надвигается на всех нас громада, готовится здоровая, сильная буря, которая идет, уже близка и скоро сдует с нашего общества лень, равнодушие/ предубеждение к труду, гнилую скуку. Я буду работать, а через какие-нибудь 25-30 лет работать будет уже каждый человек. Каждый!" (слова Ту-зенбаха в "Трех сестрах" - 1901 г.).

Наличие этих высказываний говорит о том, что Чехов был не только либеральным культурником, умеренным прогрессистом, но что идеологические воззрения Чехова последних лет характеризуются тем "бессознательным смешением демократических и примитивно-социалистических идей", которое Ленин наблюдал в предреволюционные годы у разночинной интеллигенции с "совершенно неустановившимся миросозерцанием" (см. его статью "Задачи революционной молодежи" 1903 г.).

В художественной своей деятельности Чехов в 90-х годах сосредоточил преимущественное внимание на живописании интеллигентного слоя людей в тогдашних провинциальных условиях их жизни, на их субъективных самоощущениях и на их взаимоотношениях с окружающей средой. Попутно Чехов обсуждал в этих произведениях значительные общественные темы или раскрывал сложные психологические задачи. Типичное для Чехова идейно-психологическое содержание его произведений 90-х годов сводится к немногим, но постоянно разрабатываемым темам.

Вспомним некоторые из повестей и рассказов этого времени. В повести "Дуэль" (1891 г.) Чехов в образе Лаевского дал резко-обличительный анализ помыслов и поступков интеллигента-либерала, вскрыл пустоту и пошлость интеллигентном жизни, ее лживость, осознание ею своего банкротства. Лаевский считает, что: "Причина крайней распущенности и безобразия, видите ли, лежит не в нем самом, а где-то вне, в пространстве", что "его распутство, необразованность и нечистоплотность составляют явление естественно-историческое, освященное необходимостью, что причины тут мировые, стихийные". Более общая обличительная характеристика дана в словах повести: "Племя рабское, лукавое, в десяти поколениях запуганное кнутом и кулаком; оно трепещет, умиляется и курит фимиамы только перед насилием...". "И непременно критикует - рабская черта! Ты прислушайся: людей свободных профессий ругают чаще, чем мошенников - это оттого, что общество на три четверти состоит из рабов, из таких же вот макак. Не случается, чтобы раб протянул тебе руку и сказал искренно спасибо за то, что ты работаешь". Чехов проводит в повести мысль о борьбе насилием, прямым искоренением таких личностей, как Лаевский, о необходимости указывать обществу на тот "страшный вред, каким угрожает ему и будущим поколениям" существование Лаевских. По мысли Чехова жизнь свою интеллигенция строит на непрерывной лжи; все обман: гуманность, университет, служение обществу. ,,Это тоже обман, потому что на службе он ничего не делал, жалованье получал даром и служба его - это гнусное казнокрадство, за которое не отдают под суд". ,,Истина не нужна была ему и он не искал ее, его совесть, околдованная пороком и ложью, спала, или молчала; он, как чужой, или нанятый с другой планеты, не участвовал в общей жизни людей, был равнодушен к их страданиям, идеям, религиям, знаниям, исканиям, борьбе, он не сказал людям ни одного доброго слова, не написал ни одной полезной, не пошлой строчки, не сделал людям ни на один грош, а только ел их хлеб, пил их вино, увозил их жен, жил их мыслями и, чтобы оправдать свою презренную, паразитную жизнь перед ними и самим собой, всегда старался придавать себе такой вид, как будто он выше и лучше их. Ложь, ложь и ложь..." Повесть обличает ,,невежественных, черствых сердцем, алчных до наживы, попрекающих куском хлеба, грубых и неотесанных в обращении, плюющих на пол и отрыгивающих за обедом, и во время молитвы". "Ведь даже внешне порядочных людей так мало на свете!"

В рассказе ,,Страх" (1892 г.) показан страх героя рассказа перед жизнью. Жизнь страшна, нет ничего страшнее действительности, и герой рассказа болен боязнью жизни. Страшна главным образом обыденщина, от которой ,,никто из нас не может спрятаться". "Я неспособен различать, что в моих поступках правда и что ложь, и они тревожат меня; я сознаю, что условия жизни и воспитание заключили меня в тесный круг лжи, что вся моя жизнь есть не что иное, как ежедневная забота о том, чтобы обманывать себя и людей и не замечать этого, и мне страшно от мысли что я до самой смерти не выберусь из этой лжи". ,,Я вижу, что мы мало знаем и потому каждый день ошибаемся, бываем несправедливы, клевещем, заедаем чужой век, расходуем все свои силы на вздор, который нам не нужен и мешает нам жить, и это мне страшно, потому что я не понимаю, для чего и кому все это нужно". "Мне страшно смотреть на мужиков, я не знаю, для каких таких высших целей они страдают и для чего они живут. Если жизнь есть наслаждение, то они лишние, ненужные люди; если же цель и смысл жизни - в нужде и непроходимом, безнадежном невежестве, то мне непонятно, кому и для чего нужна эта инквизиция".

Тот же страх перед жизнью символизирован Чеховым в образе "человека в футляре" в одноименном рассказе 1898 г. "Человек в футляре" обобщен Чеховым до синтетического образа всей современной социальной действительности: "А разве то, что мы живем в городе и духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт - разве это не футляр? А то что мы проводим всю жизнь среди бездельников, сутяг, глупых, праздных женщин, говорим и слушаем разный вздор - разве это не футляр?"

Потрясающий образ социальной действительности, самодержавно-бюрократической России раскрыт Чеховым, как, известно в повести "Палата № 6" (1892 г.), повести, о которой Ленин, по словам А. И. Ульяновой-Елизаровой, при первом же ее чтении сказал: "Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ мне стало, прямо-таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате, я встал и вышел. У меня такое ощущение, точно и я заперт в палате № 6".

В "Крыжовнике" (1898 г.) Чехов дал жуткую картину российской обывательщины и бескультурья: "Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье..." Чехов уже сомневается в целесообразности прогрессивных мер и протестующе восклицает: "Свобода есть благо, говорил я, без нее нельзя, как без воздуха, но надо подождать. Да, я говорил так, а теперь спрашиваю: во имя чего ждать? Во имя чего ждать, я вас спрашиваю? Во имя каких соображений? Мне говорят, что не все сразу, всякая идея осуществляется в жизни постепенно, в свое время. Но кто это говорит? Где доказательства, что это справедливо? Вы ссылаетесь на естественный порядок вещей, на законность явлений, но есть ли порядок и законность в том, что я, живой, мыслящий человек" стою надо рвом и жду, когда он зарастет сам, или затянет его илом, в то время как, быть может, я мог бы перескочить через него или построить через него мост? И опять-таки, во имя чего ждать? Ждать, когда нет сил жить, а между тем жить нужно и хочется жить!" Общая мысль рассказа: "Человеку нужны не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа".

В рассказе "О любви" (1898 г.) говорится об отсутствии интересной красивой личной жизни, о грехе и добродетели в их ходячем смысле, о невозможности выйти из круга обычной, будничной обстановки, об условности буржуазного общества, заставляющей лгать и непозволяющей отдаться непосредственному чувству любви. ,,... Я признался ей в своей

любви, и со жгучей болью в сердце я понял, как ненужно, мелко и как обманчиво было все то, что нам мешало любить".

В ,,Даме с собачкой" (1899 г.) - тоска по лучшей личной жизни и неуменье оторваться от общепринятых условий буржуазного представления о браке для того, чтобы устроить эту личную жизнь. Анна Сергеевна - жертва исковерканной буржуазной морали. Гуров - типичный представитель пошлого буржуазного общества. "Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном. Ненужные дела и разговоры все об одном отхватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме, или в арестантских ротах!" Чеховым показано в рассказе как члены этого буржуазного общества живут двойной жизнью: все важное, интересное, необходимое, что составляло "зерно жизни" происходило тайно; "все же, что было его ложью, его оболочкой" - все это было явно. "У каждого человека под покровом тайны, как под покровом ночи, проходит его настоящая, самая интересная жизнь". Глядя на природу, "Гуров думал о том, как в сущности, если вдуматься, все прекрасно на этом свете, все, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве".

В повести "В овраге" (1900 г.) течет жизнь даже без внешних событий, жизнь застойная, но потрясающая своим мрачным содержанием: тяжелая, темная жизнь деревни, обнаженное хищничество, обман и обиды, неистовая эксплоатация кулацкими элементами и деревенской администрацией бедных, забитых крестьян.

Даже в психологическом рассказе "Архиерей" (1902 г.) Чехов нашел возможным рассыпать социально-обличительные мотивы. Для побывавшего за границей архиерея русский народ казался грубым, женщины-просительницы - скучными и глупыми, семинаристы и их учителя - необразованными, порой дикими. Люди казались "маленькими, испуганными, виноватыми". Бросалась в глаза рабская психология зависимых людей, убогая бытовая обстановка жизни.

В неоконченном рассказе Чехова ,,Расстройство компенсации" герой говорит о том, что в теперешней жизни мало наслаждения и свободы и ,,мелки, ничтожны и неинтересны задачи, которые с таким напряжением решал каждый день от утра до ночи". "Ни одного дня не прожил с удовольствием". ,,Он соображал, что все это будет продолжаться и повторяться в разных видах без конца". Отсюда желание хоть на время вырваться из этой твердой скорлупы, ,, перестать быть устрицей хотя на один час, заглянуть в чужой мир, бежать из этой жизни".

И бежит из этой обывательской пошлой жизни героиня последнего рассказа Чехова ,,Невеста" (1903 г.). Чехов яркими эпитетами обличает эту жизнь, считая ее неподвижной, серой, грешной, бесполезной, мелкой, унизительной, бессмысленной, - а Саша в рассказе проводит упорно одну мысль автора: "Когда перевернете вашу жизнь, то все изменится".

Раскрытие больших, социальных тем осуществлялось Чеховым одновременно с разработкой высоких качеств своего литературного мастерства: поиски экономных и в то же время максимально выразительных словесных средств, простейшего языка, тонкого психологического рисунка, приемов лирического оформления повествования. Именно в эти годы у Чехова окреп его художественный метод описания действительности, который можно определить как метод критического реализма. То, что наблюдал, описывал и обобщал в художественных своих образах Чехов, было направлено на отрицательные стороны современности, на такой показ этих сторон, при котором у читателя складывалось бы ощущение жизни тяжелой, бессмысленной, бесперспективной. Творческий метод Чехова по словесным своим признакам отличается исключительным объективизмом, и это-то было причиной обычного у критиков отожествления Чехова с интеллигентными лицами его произведений. Так, критики, смешивая верность отражения художником действительности с его классовыми интересами, полагали, что если Чехов описывает тусклые переживания, неясность чувствований, разбитые надежды интеллигента 80 - 90-х годов, растерявшегося сначала под натиском самодержавия, а затем под напором растущего капитализма, - это означает, что Чехов изображал якобы свою бескрылую психоидеологию. Критики не учитывали, что в силу характера своего объективного реалистического метода, Чехов не мог художественные образы окрашивать сознательно субъективно, что Чехов глубоко правдиво изображал современную мелкобуржуазную, мещанскую интеллигенцию различных профессий и судеб в ее подлинных переживаниях и настроениях, и что свое авторское отношение к этому материалу он выражал подспудно, изнутри, общей идейной направленностью как отдельных произведений, так и всего своего творчества. Чехов не мог, по свойству своего реалистического метода, прямо говорить о том, как он оценивает своих героев, но его субъективное отношение к ним видно из его многочисленных прямых высказываний в письмах. В них Чехов дает суровую, изобличающую характеристику современной интеллигенции, выражает горячий, по его слову, "протест души" против тех носителей культуры, которые неспособны вывести страну на путь широкого и свободного развития. Чехов презирает равнодушие в обществе, личную в людях слабость и вялость душевных движений, называет интеллигентов ,,слизняками и мокрицами". По его неоднократным определениям у интеллигенции ,,вялая душа, вялые мышцы, отсутствие движений, неустойчивость в мыслях"; "вялая, апатичная, лениво философствующая, холодная интеллигенция" (1889 г.); ,,до какой степени наивен и суеверен русский интеллигент, и как мало у него знаний" (1894 г.); "Вместо знаний - нахальство и самомнение паче меры, вместо труда - лень и свинство, справедливости нет, понятие о чести ' не идет дальше "чести мундира", мундира, который служит обыденным украшением наших скамей для подсудимых" (1890 г.). Чехов считал, что: "У нас нет политики, у нас нет ни общественной, ни кружковой, ни даже уличной жизни, наше городское существование бедно, однообразно, тягуче, неинтересно" (1896 г.). Чехов презрительно относился к интеллигентам, как - "доктора-дачевладельцы, несытые чиновники, ворующие инженеры", а говоря об актерах, художниках и литераторах, которые, по общему мнению, составляли лучшую часть общества, писал: "Хорошо должно быть общество, если его лучшая часть так бедна красками, желаниями, намерениями, так бедна вкусом, красивыми женщинами, инициативой" (1888 г.). Даже в конце своего общественного и литературного пути Чехов дал такую обобщенную ярко отрицательную характеристику интеллигенции: "Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр" (1899 г.).

Чехов правдиво изобразил идейный распад, моральное разложение тех преобладающих групп русской интеллигенции, которые были подавлены гнетом капиталистической системы, - и тогда же, в конце 90-х годов, Чехов еще раз определил свою "прогрессивную" программу и свою веру в отдельных носителей культуры такими словами: "Я верую в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям-интеллигенты они, или мужики,- в них сила, хотя их и мало. Несть праведен пророк в отечестве своем; и отдельные личности, о которых я говорю, играют незаметную роль в обществе, они не доминируют, но работа их видна; что бы там ни было, наука все подвигается вперед и вперед, общественное самосознание нарастает, нравственные вопросы начинают приобретать беспокойный характер и т. д., и т. д. - и все это делается помимо прокуроров, инженеров, гувернеров, помимо интеллигенции en masse и несмотря ни на что".

Глубокое внутреннее убеждение Чехова в отрицательной природе современного ему интеллигентного слоя общества не могло не сочетаться у него с остро обличительными картинами этого общества в таких художественных произведениях,, как "Дуэль" (1891 г.) "Рассказ неизвестного человека" (1893 г.), "Моя жизнь" (1896 г.). Но угол зрения автора на социальную действительность не был все же безнадежно пессимистичным: он говорил об отрицательном в настоящем, горячо веруя в возможность и необходимость положительного будущего. Философско-этическим взглядам Чехова отвечал тот, рожденный из глубочайшей веры в человека, гуманизм высшего порядка, лишенный плесени житейских соображений, о котором Чехов говорил в своем "Рассказе старшего садовника" (1894 г.). Вот почему Чехов так энергично протестовал против упреков его в пессимизме, утверждая, что он человек жизнерадостный, что работая он всегда бывает в хорошем настроении и что если его герои мрачны, то "выходит это невольно и, когда я пишу, то мне не кажется, что я пишу мрачно" (1897 г.). Видя пороки, вывихи современного буржуазного общества, изобличая социально-этическую патологию, порожденную полицейско-самодержавным режимом, Чехов тем самым призывал к искоренению этих пороков, если не революционными, то культурными методами в повседневной жизни человека. Отсюда понятно, почему, нападая на "бездарный и сухой" дух кружковщины, упрекая общество в боязни "свободы и широкого размаха", он требовал, чтобы у ведущих людей этого общества и прежде всего у писателей был бы "алкоголь, который бы пьянил и порабощал", было бы "железо" вместо "фосфора". На вопрос - "что должен желать теперь русский человек?" Чехов сказал: "Вот мой ответ: желать. Ему нужны прежде всего желания, темперамент. Надоело кисляйство" (1893 г.). И в другом месте: "Только ту молодость можно признать здоровою, которая не мирится со старыми порядками и глупо или умно борется с ними - так хочет природа и на этом зиждется прогресс" (1890 г.). Ведь впереди стоит ясная и всем понятная цель: "Ах, свобода, свобода! Даже намек, даже слабая надежда на ее возможность дает душе крылья, не правда ли?" ("Человек в футляре" - 1892 г.).

(В книге-источнике отсутствуют страницы: 33-34)

Веру в необходимость повседневного делания "малых дел" культуры, веру в культурный прогресс страны Чехов довел до конца своих дней. Так, в начале 90-х годов он говорил: "если бы мне предложили на выбор что-нибудь из двух: "идеалы" ли знаменитых шестидесятых годов, или самую плохую земскую больницу настоящего, то я не задумываясь, взял бы вторую" (1890 г.). В ткани художественного произведения формула прогресса была выражена так: "В поисках за правдой люди делают два шага вперед, шаг назад. Страдания, ошибки и скука жизни бросают их назад, но жажда правды и упрямая воля гонят вперед и вперед. И кто знает? Быть может, доплывут до настоящей правды..." ("Дуэль").

И в конце 90-х годов, наблюдая рост культурных мероприятий, сопутствующих развитию капитализма в России, Чехов говорил: "Если теперь не хорошо, если настоящее не симпатично, то прошлое было просто гадко" (1899 г.). По его представлению: "Теперешняя культура - это начало работы во имя великого будущего, работы, которая будет продолжаться, может быть, еще десятки тысяч лет..." (1902 г.).

К этому времени у Чехова расширяется круг знакомств с литераторами (А. Эртель, Л. Толстой, М. Горький и др.), в общении с которыми и в беседах на вопросы, связанные с литературой, Чехов проверяет и углубляет свои позиции, как писателя-общественника и как профессионального литератора. В 1895 г. Чехов лично познакомился с Л. Толстым

в Ясной Поляне, что привело в дальнейшем к ряду взаимных посещений и беседам на разнообразные вопросы.

Идейные взаимоотношения Чехова с Л. Толстым претерпели на протяжении ряда лет существенные изменения. Толстовская моральная философия первоначально, в 80-х годах, оказала свое воздействие на Чехова, и ряд его произведений ("Хорошие люди", "На пути" - 1886 г., "Огни", "Сапожник и нечистая сила" - 1888 г., "Леший" - 1889 г.) сложился под ее сильным влиянием. Но в дальнейшем Чехов, вырабатывая свое миросозерцание, отнесся критически к моральному учению Толстого, освободился от толстовства и даже создал произведения, в которых дал критику социально-этических, идей Толстого ("Рассказ неизвестного человека" - 1893 г. "Рассказ старшего садовника" 1894 г., "Три года" 1895 г., "Моя жизнь" 1896 г.). В 1894 г. Чехов говорил: "Толстовская мораль перестала меня трогать, в глубине души я отношусь к ней недружелюбно.. . Во мне течет мужицкая кровь и меня не удивишь мужицкими добродетелями. Я с детства уверовал в прогресс и не мог не уверовать, так как разница между временем, когда меня драли, и временем, когда перестали драть, была страшная... Но толстовская философия сильно трогала меня, владела мною лет 6 -7, и действовали на меня не основные положения, которые были мне известны и раньше, а толстовская манера выражаться, рассудительность и вероятно гипнотизм своего рода. Теперь же во мне что-то протестует; расчетливость и справедливость говорят мне, что в электричестве и паре любви к человеку больше, чем в целомудрии и в воздержании от мяса... для меня Толстой уже уплыл, его в душе моей нет и он вышел из меня, сказав: се оставляю дом ваш пуст. Я свободен от постоя". В 1898 г. в связи с делом Дрейфуса во Франции (ссылка невинноосужденного за государственную измену французского офицера - еврея по происхождению) и позиции в этом вопросе реакционного "Нового времени", Чехов резко отрицательно осуждает газету и прерывает свои дружеские до этого отношения с ее редактором А. Сувориным.., Печатается Чехов в дальнейшем, до конца своей литературной деятельности, в органах либеральной прессы: в "Русской мысли", редактором литературного отдела которой он был в последние годы своей жизни, в "Русских ведомостях", в массовых журналах, как "Нива", "Журнал для всех". В 1900 г. при большом посредничестве М. Горького, Чехов стал печататься в марксистском журнале "Жизнь".

Литературные достоинства произведений Чехова - чрезвычайно популярного к концу 90-х годов писателя, сборники рассказов которого выходили в огромном количестве изданий - получили и официальное признание: в 1900 г. он был избран в почетные члены Академии наук, - звание, от которого в 1902 г. Чехов отказался в ответ на исключение М. Горького из состава академиков.

В середине 90-х годов состояние здоровья Чехова сильно ухудшилось. Еще в 1884 г. у него появились первые признаки туберкулеза, для излечения которого тогда же Чеховым не были приняты решительные меры. Весну 1894 г. он вынужден был по болезни провести в Крыму, и осень - на юге Франции, в Ницце. Острое ухудшение здоровья с 1897 г. поставило перед Чеховым вопрос об изменении постоянного местожительства и о переселении на юг, в Крым, что и было им сделано в 1898 г. Последние свои годы Чехов, за редкими выездами в Москву и частью за границу, провел на своей даче в Ялте, где он общался с проживавшими в то время в Крыму писателями, среди которых были Л. Толстой и М. Горький.

Литературная работа Чехова этих лет протекала в крайне затруднительных условиях: все ухудшающееся здоровье не позволило ему отдаться полностью литературной деятельности. Большое внимание однако было отдано Чеховым редактированию полного собрания своих сочинений, для чего им была проделана исключительно тщательная работа по отбору огромного числа своих произведений и по стилистическому их исправлению.

В середине 1904 г., в виду исключительно тяжелого состояния своего здоровья Чехов по совету врачей вынужден был покинуть Ялту и уехать на лечение в курорт Баденвейлер, в Германии, где он скончался 15 (2) июля 1904 г.

Таков жизненный, литературный и общественный путь Антона Павловича Чехова, крупнейшего писателя и виднейшего представителя мелкобуржуазной интеллигенции эпохи 80 - 900-х годов.

Замечательно в жизни и деятельности Чехова то, что пройдя через исключительно тяжкие годы правительственной реакции и общественной подавленности, Чехов ни на один момент не растерялся, не поддался общественному разложению, но с первых же шагов своей литературно-общественной деятельности стал на путь неустанной борьбы художественным словом и конкретным общественным делом с реакционными настроениями и действиями, на трудный, затяжной путь культурного преобразования страны с далекой, едва видимой, целью раскрепощения человека от всяких социальных и личных пороков. Это упорство Чехова в работе, со страстной уверенностью в нужное и возможное достижение далекой цели, это непреклонное разоблачение гнусного человека современности, всей "нечистой, безнравственной, праздной жизни" буржуазного общества во имя свободного и красивого человека, во имя подлинной человечности, - исключительно нам дорого.

Путь Чехова не был путем революционера, который опирается в своей деятельности на коллективные силы, сознательно идущие на борьбу с полицейско-самодержавным строем. Это был путь индивидуалиста-культурника, прогрессиста, на знамени которого стояла не политическая борьба, не прямое и немедленное потрясение социальных устоев буржуазного общества, а борьба с теми бытовыми, моральными, психологическим искривлениями, которые этим обществом и стоящим за ним политическим строем были порождены. Сын своего класса, разночинец-интеллигент, представитель мещанских слоев буржуазного общества, Чехов на всем протяжении своей деятельности, эволюционируя вместе с этими классовыми группами, оставался в границах своего классового ощущения,- и вот почему его миросозерцание было все же сужено. Идя своим путем интеллигента, Чехов не соприкасался в 90-х годах, в годы подъема рабочего революционного движения, с революционно-демократическими кругами общества. Но цель у них в конечном счете все же была общая: борьба за свободного, нового человека. Эта цель являлась Чехову с исключительной ясностью, в его произведениях даны такие простые и убедительные ее определения, а его характеристика отрицательных сторон настоящего настолько яркая и гневная, что уже одними этими сторонами своего творчества Чехов является нашим современником.

Мы ушли от эпохи Чехова безмерно далеко вперед. Социальная революция ликвидировала те политические условия, ту полицейско-самодержавную систему и тот буржуазный общественный строй, которые принижали личность, - и создание

свободного, нового человека стало вплотную перед нами, явилось первейшей задачей нашего сегодняшнего дня. В свете этих задач социально-этическая направленность творчества Чехова сделалась нам особенно понятной, близкой и ценной. Мы воспринимаем его художественные произведения как талантливые картины того, что было кошмаром в годы, предшествующие революции, но повторение чего в социальной жизни нашей страны, невозможно; мы видим в его образах огромную, но страшную правду той бескрылой жизни, которая без остатка должна быть выкорчевана и в быту и в психике последующих поколений; мы угадываем в Чехове нашего светлого спутника и любим его за его страстную веру в живого, гармоничного человека, - в радостную и светлую жизнь, за его социальный оптимизм.