МУЗЫКА В ДОМЕ ЧЕХОВА

«Приходите к нам сегодня вечером... У нас будет музыка», - приглашал Чехов в Кудрине артиста А. П. Ленского. Музыка сопутствовала всей жизни писателя. Правда, Антон Павлович не был неизменным посетителем концертов и оперных премьер - для этого у него прежде всего не хватало времени. Чехов не играл также ни на каком музыкальном инструменте. И все же музыка для Антона Павловича, как и общение с природой, была глубокой внутренней необходимостью. Она душевно обогащала Чехова, служила для него неиссякаемым источником творческого вдохновения.

Музыка вошла в жизнь Чехова еще в детстве. Антон Павлович любил слушать музыку в студенческие годы. Михаил Павлович Чехов вспоминает об одном характерном эпизоде, относящемся к началу 80-х годов. Как-то Антон и Николай Чеховы были на Всероссийской художественно-промышленной выставке. В помещении музыкального отдела выставки выступали различные русские и европейские знаменитости. Братьям довелось услышать в исполнении известного пианиста П. А. Шостаковского Вторую рапсодию Листа. Это блестящее, виртуозное произведение так увлекло писателя и художника, что с тех пор его можно было часто слышать в доме Чеховых.

Петр Адамович Шостаковский был первым крупным музыкантом, с которым познакомился писатель. Он не раз бывал в кудринском доме. В 80-е годы имя Шостаковского было широко популярно в Москве. Ученик Листа и, по характеристике Н. А. Римского-Корсакова, «прекрасный пианист», Шостаковский был директором Московского филармонического общества, организатором и дирижером симфонических концертов.

П. А. Шостаковский

Михаил Павлович Чехов рассказывает о Шостаковском: «Это был приятнейший, гуманнейший и воспитан-нейший человек, и все, кто его знал, высоко ценили его как исполнителя и любили как человека. Но раз дело касалось музыки, которую он обожал, то он забывал обо всем на свете, превращался в льва и готов был разорвать в клочки каждого из своих музыкантов за малейшую ошибку в оркестре...

Но после репетиции и концертов на Шостаковского не обижался никто, все знали его характер и были уверены, что потом он сам же будет всех ласкать и восторгаться успехами своего оркестра».

По словам М. П. Чехова, писатель запечатлел Шостаковского в одном из своих ранних рассказов («Два скандала») в образе слишком темпераментного дирижера.

Поселившись в 1885 г. в сравнительно просторной квартире на Большой Якиманке, Антон Павлович стал устраивать у себя музыкальные вечера с участием артистической молодежи. У писателя еще не было своего музыкального инструмента, и пианино приходилось брать напрокат. «У нас полон дом консерваторов - музицирующих, козлогласующих, ухаживающих за Марьей», - писал Чехов.

Особенно много дало Чехову для расширения музыкального кругозора пребывание в Бабкине. «Я положительно могу утверждать, что любовь к музыке развилась в Антоне Чехове именно здесь», - говорил Михаил Павлович Чехов. В Бабкине счастливо соединились все условия, необходимые для глубокого восприятия музыки: тишина и сосредоточенность, обстановка поэтической среднерусской природы, среда людей, понимающих и любящих музыку. В старом бабкинском доме звучали произведения Бетховена, Листа, Глинки, Чайковского. Их исполняли ученица Даргомыжского М. В. Киселева, старый артист, известный в свое время певец М. П. Владиславлев, пианистка Е. А. Ефремова, шутливо прозванная Вафлей.

Превосходная зарисовка Чехова, слушающего музыку в Бабкине, сохранилась в воспоминаниях сестры владелицы усадьбы Н. В. Голубевой. Вечер открылся романсами Глинки в исполнении Владиславлева.

«Чехов сидел в уголке, подперев голову руками и как будто уйдя совершенно в другой мир. Владиславлев пел чудесно; когда он кончил, только через минуту послышался вздох и шорох в комнате. Чехов встал, как-то выпрямился весь, глаза его сияли, как звезды, казалось, что искры летели от них, лицо его было бледно и вдохновенно. Он молча крепко пожал руку Владиславлеву и опять сел на свое место, взъерошил волосы, откинул голову...

Мысль его витала где-то далеко-далеко, и такая глубокая грусть лежала на его лице, еще не так давно сиявшем беззаботною юношескою веселостью.

Запела моя сестра... «Мне грустно потому, что весело тебе...» (романс Даргомыжского). Чехов закрыл глаза рукой и так сидел все время. Потом спела она романс «Русая головка» (его же) и, наконец, любимейшую вещь «Ехали бояре с Нова города»...

Восторг от пения сестры был совершенно другой, чем от пения Владиславлева. Чехов аплодировал, кричал так, как кричат только в театрах, вызывая примадонну. На лице его опять появился задор и какое-то опьянение. Сестра спела по требованию всех нас еще «Ивушку». Наша публика бесновалась, чуть не ломала стулья. В это мгновение кто-то погасил лампу.

Мигом все стихло.

Я не поняла, зачем погасили лампу, оказывается, концертное отделение заканчивалось всегда «Лунной сонатой» Бетховена, которую «Вафля» исполняла в совершенстве, но только всегда при лунном свете.

Антон Павлович ушел на крыльцо и сел на нижнюю ступеньку... Я предложила было идти туда же, но отец сказал: «Антон Павлович любит быть там всегда один».

Соната в таком исполнении и в такой обстановке произвела на меня сильное впечатление.

По окончании ее все разошлись, не прощаясь и не произнеся ни слова».

Сильно, всем своим существом переживал Антон Павлович музыку и в кудринском доме. Так слушать музыку мог только человек, для которого она не развлечение, а нечто важное, большое, необходимое. С воспоминаниями Н. В. Голубевой перекликаются слова писательницы Т. Л. Щепкиной-Куперник: «Когда он [Антон Павлович] слушал «Лунную сонату», лицо его было серьезно и прекрасно».

По возвращении в Москву музыкальные вечера продолжались в доме на Садовой-Кудринской, но уже с новым составом исполнителей. Здесь выступали молодые музыканты, студенты консерватории, брат писателя Николай Павлович. Н. П. Чехов был талантливым музыкантом-самоучкой. Еще в детстве он выучился играть по слуху на скрипке, а потом на пианино. Поэт Л. И. Пальмин писал: «Музыкальный талант у него [Н. П. Чехова] кажется еще более, чем к живописи». Вероятно, в этих словах не было большого преувеличения, и только отсутствие специального образования помешало Николаю Павловичу сделаться крупным пианистом.

О музыкальном даровании Н. П. Чехова свидетельствует следующий эпизод, рассказанный Марией Павловной Чеховой. Однажды, вернувшись после прогулки домой, она застала в гостиной такую картину. Николай Павлович играл на пианино Вторую рапсодию Листа. Кто-то взволнованно, взад и вперед, ходил по комнате. Мария Павловна узнала гостя: это был дирижер и пианист П. А. Шостаковский. Он был поражен и восхищен исполнением трудного, виртуозного произведения музыкантом-любителем.

Более всего был созвучен артистической натуре художника поэт фортепиано Шопен, композитор широчайшего диапазона. По словам Антона Рубинштейна, б сочинениях Шопена соединились «трагизм, романтизм, лирика, героическое, драматическое, фантастическое, задушевное, сердечное, мечтательное, блестящее, величественное, простое». Особенно близка была Николаю Павловичу задушевная лирика Шопена. Художник чаще всего исполнял пленительные ноктюрны и грациозные мазурки композитора. Николай Павлович любил играть рано утром, когда в доме было совсем тихо. «Просыпаешься, слышишь чудную музыку и хочется, чтобы она никогда не прекращалась», - вспоминала Мария Павловна.

Антон Павлович любил слушать прочувствованную игру брата. Глубокий лиризм делал Антона и Николая Чеховых особенно близкими. У писателя лиризм нашел гениальное воплощение в его рассказах, повестях и пьесах. У художника он был глубоко скрыт и только неожиданно и сильно проявлялся в исполнении музыкальных произведений.

Чехов любил писать под долетавшую до него приглушенную мелодию. Музыка точно давала крылья писателю. Один из частых посетителей дома в Кудрине - И. Л. Леонтьев-Щеглов вспоминал: «Согнувшись над письменным столом, сидит Чехов и при свете лампы что-то дописывает. Сверху, из второго этажа, доносятся нежные, меланхолические звуки шопеновского ноктюрна. Это брат Антона Павловича... художник, играет на рояле».

Лирическая стихия, пронизывающая многие произведения Чехова, точно требовала во время их создания музыки.

Николай Павлович исполнял и прелюдии Шопена, являющиеся одними из наиболее совершенных творений композитора. Очень любил Чехов, когда Николай Павлович играл Шестую прелюдию, исполненную одухотворенной скорби и внутреннего драматизма.

Часто в гостиной раздавались певучие звуки виолончели. Это играл М. Р. Семашко, по характеристике Чехова, «очень хороший» музыкант, ученик знаменитого Фитценгагена. В репертуаре артиста, помимо часто исполняемых произведений Давыдова, Поппера и Форе, были «Лебедь» Сен-Санса и «Баркарола» Чайковского, увековеченные потом в чеховском «Рассказе неизвестного человека». Семашко был своим человеком в доме на Садовой-Кудринской. Его имя не раз упоминается в переписке Чехова.

М. Р. Семашко, Фотография начала 1890-х годов

Чехов любил благородный тон виолончели, напоминающий человеческий голос. И не случайно своего рода лирическим музыкальным эпиграфом к пьесе «Иванов» дан дуэт виолончели и рояля, исполняемый за сценой Шабельским и Анной Петровной. Драматург снова привлекает внимание зрителей к этому эпизоду в IV действии пьесы, когда старик Шабельский, склонившись на рояль, безутешно плачет, вспоминая так рано погибшую Анну Петровну.

На музыкальных вечерах у Чеховых выступал флейтист А. И. Иваненко, ставший, по характеристике Михаила Павловича, «вечным другом» их семьи. Играл в чеховской гостиной пианист Г. М. Линтварев, страстный поклонник Чайковского. Антон Павлович очень ценил этого молодого музыканта. «Жорженька талантливый человек, - писал Чехов. - Из всех пианистов, скрипачей, дирижеров, барабанщиков и горнистов, каких я только знал на своем веку, Жорженька единственный показался мне художником. У него есть душа, есть чутье и взгляды».

С кудринским домом навсегда соединено имя Петра Ильича Чайковского. Это был самый близкий для Чехова композитор. «Я ужасно люблю его музыку», - сознавался Антон Павлович. В свою очередь Чайковский очень высоко ценил творчество писателя. Кратковременные дружественные отношения этих гениев являются одной из интереснейших страниц истории нашего искусства.

П. И. Чайковский. Фотография, подаренная А. П. Чехову. 1889 г

Когда Чехов только начинал свой писательский путь, Чайковский уже создал многие свои прославленные оперные, драматические и камерные сочинения. И замечательно, что молодой писатель и знаменитый композитор почувствовали большое взаимное влечение еще в то время, когда не были лично знакомы друг с другом.

Романсы и фортепианные произведения Чайковского исполнялись на музыкальных вечерах в Кудрине, звучали в Бабкине и в усадьбе Лука на Украине. Но особенно любил Антон Павлович оперу «Евгений Онегин». Здесь органически соединилась любовь писателя к Пушкину и Чайковскому. Чехов говорил, что «любит нежно» «милое письмо» Татьяны. Сцена письма в опере была особенно дорога и ее автору.

Несомненно, Чехову, который страстно искал новых путей в литературе, был сродни новаторский пафос оперы, дерзновенно названной Чайковским «лирическими сценами». Отбросив привычные шаблоны, композитор создал произведение, совершившее переворот в развитии оперного жанра. Глубокая реальность изображения, тончайший лиризм, простота и выразительность музыкального языка, подлинно русский национальный характер героев оперы - все это было бесконечно близко Чехову.

Одухотворенность, лирика, психологический реализм драматургии Чехова в свою очередь безусловно созвучны «лирическим сценам» Чайковского. Вот почему академик Б. В. Асафьев утверждал, что в «Евгении Онегине» предварен лиризм чеховских драм» и что «лирику «Онегина» можно измерять всем тончайшим из словесной ткани Чехова».

Конечно, Чехов был знаком и с симфоническими произведениями композитора. О том, до какой степени они были близки Антону Павловичу, рассказывала сестра писателя Мария Павловна. Однажды, войдя в гостиную дома, Мария Павловна увидела необычайную картину. За пианино сидел Антон Павлович и одним пальцем наигрывал полюбившуюся ему мелодию. Это было началом одной из симфоний Чайковского (возможно, Пятой симфонии, впервые исполненной в 1888 г.).

Еще не зная лично Чайковского, Чехов по рассказам встречавшихся с композитором людей был заочно знаком с творцом «Евгения Онегина». Воспоминаниями 6 Чайковском было наполнено Бабкино. Много и увлекательно рассказывала о композиторе в молодости знакомая с ним Мария Владимировна Киселева. Один из ее рассказов надолго запомнился Чеховым.

А. П. Чехов. Фотография, подаренная П. И. Чайковскому. 1889 г

Отец М. В. Киселевой, заведующий репертуаром и управляющий московскими театрами В. П. Бегичев женился «а известной тогда певице М. В. Шиловской. Чайковский бывал у Бегичевых. Здесь он познакомился с дочерью хозяина, молодой красивой девушкой. Всегда сочувствовавший чужому горю, Чайковский обратил внимание на страдания девушки, подвергавшейся незаслуженным оскорблениям со стороны мачехи, стареющей «львицы». Чтобы помочь девушке освободиться от зависимого положения в семье, композитор сделал ей предложение. Но он опоздал - за несколько минут до этого Мария Владимировна дала слово другому человеку - А. С. Киселеву, за которого потом вышла замуж.

В. П. Бегичев, в 80-х годах живший у дочери в Бабкине, был превосходным рассказчиком, которого заслушивались у Чеховых. Он довольно близко знал композитора и в 1886 г. даже совершил вместе с ним поездку в Германию и Францию. Еще и теперь на афишах балета Чайковского «Лебединое озеро» можно встретить имя одного из авторов либретто - В. П. Бегичева. Сыновья жены Бегичева от первого брака К. С. и В. С. Шиловские были приятелями композитора, а К. С. Шиловский соавтором либретто оперы «Евгений Онегин». Чехову могли рассказывать о любимом композиторе поэты Я. П. Полонский и А. Н. Плещеев, на тексты которых написан ряд романсов и песен Чайковского, да и некоторые другие знакомые.

Я. П. Полонский. Фотография, подаренная А. П. Чехову в 1888 г

Чайковский узнал Чехова как писателя только весной 1887 г. Петр Ильич жил тогда в усадьбе Майданово, вблизи Клина. По вечерам, отдыхая от напряженной работы, композитор любил чтение вслух. Читал обычно кто-нибудь из гостей, чаще всего друг Чайковского, известный музыкальный критик, профессор Московской консерватории Н. Д. Кашкин.

И вот в одной из газет композитору и Н. Д, Кашкину Попался па глаза рассказ Чехова «Миряне» (потом oн получил название «Письмо»). Рассказ настолько понравился Петру Ильичу, что был прочитан два раза подряд. Что же так поразило Чайковского в произведении 27-летнего Чехова, что в нем было особенно созвучно композитору? Конечно, прежде всего величайшая правдивость и простота изображения душевных движений действующих лиц, лиризм и особый юмор.

Несомненно, Чайковского привлекло и внимание писателя к маленькому человеку, к незначительным, на первый взгляд, событиям его жизни, ярко выраженный гуманизм писателя. Все это перекликалось с отношением Чайковского к своим героям, о котором он так сказал: «Вследствие особенностей моей артистической индивидуальности я могу с любовью и увлечением писать музыку на сюжет хотя бы ни мало не эффектный, лишь бы действующие лица внушали мне живое сочувствие, лишь бы я любил их, жалел, как любят и жалеют живых людей». Впечатление от рассказа было так велико, что Чайковский послал Чехову восторженное письмо, которое затерялось и не дошло до писателя.

Личное знакомство Чехова и Чайковского состоялось в декабре 1888 г. в Петербурге у брата композитора Модеста Ильича, драматурга и либреттиста. Антона Павловича поразили простота и скромность композитора. Чайковский «хороший человек и не похож на полубога»,-писал Чехов под впечатлением встречи.

К этому времени Чайковский узнал и другие чеховские произведения, увидел в писателе огромные творческие возможности. «Имеете ли Вы понятие о новом большом русском таланте, Чехове? - спрашивает Чайковский одну из своих знакомых. - Если нет, то я охотно перешлю Вам его рассказы. По-моему, это будущий столп нашей словесности».

Еще во время встречи с Чайковским у Чехова возникла мысль посвятить композитору новую книгу рассказов. 12 октября 1889 г. Чехов письменно обратился к Чайковскому с просьбой разрешить это посвящение. Конечно, Чайковский мог тоже письменно ответить на обращение, но прошел лишь один день, и Петр Ильич запросто пришел к писателю «с благодарностью», как он сам говорил.

Можно себе представить, какою радостью просияли глаза Антона Павловича, когда в маленькой прихожей своей квартиры он неожиданно увидел Чайковского!

Как рассказывает присутствовавший при встрече младший брат писателя, Чехов и Чайковский «разговаривали о музыке и литературе». Однако это не была просто дружеская беседа, это был разговор о большой совместной работе. «Оба они обсуждали содержание будущего либретто для оперы «Бэла», которую собирался сочинить Чайковский. Он хотел, чтобы это либретто написал для него по Лермонтову брат Антон. Бэла - сопрано, Печорин - баритон, Максим Максимыч - тенор, Казбич - бас. «Только знаете ли, Антон Павлович, - сказал Чайковский, - чтобы не было процессий с маршами. Откровенно говоря, не люблю я маршей».

Выбор темы для оперы не был случайным. Поэтическая история самоотверженной любви дочери вольного Кавказа к русскому офицеру Печорину вдохновляла и композитора и будущего либреттиста. Новый замысел Чайковского был внутренне связан с оперой «Евгений Онегин». Недаром еще Белинский называл Печорина «Онегиным нашего времени». Да и в облике Бэлы, несмотря на все различия, было нечто существенно общее с Татьяной - женственность, душевная чистота и сила чувства.

Лермонтов-прозаик был дорог Чехову простотой, сжатостью, пластической рельефностью стиля. «Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова, - говорил Антон Павлович не раз. - Я бы так сделал: взял его рассказ и разбирал бы, как разбирают в школах, - по предложениям, по частям предложения... Так бы и учился писать». Ссылаясь на «Тамань» Лермонтова и на «Капитанскую дочку» Пушкина, Чехов говорил о родстве стиха с поэтической русской прозой.

Перспектива совместной работы с композитором была необычайно увлекательна для Чехова. Сестра писателя так сказала о его душевном состоянии после встречи с Чайковским: «Антон Павлович был счастлив!» Сообщая Модесту Ильичу о встрече с Чеховым, композитор писал: «Ужасно горжусь и радуюсь».

Вероятно, во время посещения Кудрина в сознании Чайковского ожили воспоминания прежних лет. В 1872- 1873 гг. композитор жил в доме на Кудринской площади (ныне площадь Восстания), где работал над Второй симфонией (Этот дом отмечен мемориальной доской). В 1874-1875 гг. Чайковский жил на углу Малой Никитской улицы (ныне улица Качалова) и Садовой-Кудринской, почти рядом с домом Чехова. Здесь композитор создал многие произведения и среди них знаменитый Первый фортепианный концерт.

Вскоре после ухода композитора в доме Чехова снова раздался звонок, и посыльный передал Антону Павловичу конверт. Там было письмо: «Посылаю при сем свою фотографию и убедительно прошу вручить посыльному Вашу! Достаточно ли я выразил Вам мою благодарность за посвящение? Мне кажется, что нет, а потому еще скажу Вам, что я глубоко тронут [подчеркнуто Чайковским] вниманием Вашим».

Фотография (ее моле но увидеть на письменном столе Чехова) хорошо передает облик композитора - его творческую сосредоточенность, суровое вдохновение, напряженную мысль. На лице Чайковского точно лежит отблеск пережитых душевных гроз и бурь. На фотографии рукой Чайковского написано: «А. П. Чехову от пламенного почитателя, 14 октября 1889 г.».

Антон Павлович выполнил просьбу композитора и послал ему свою фотографию и сборник рассказов. На фотографии Антон Павлович написал: «Петру Ильичу Чайковскому на память о сердечно преданном и благодарном почитателе Чехове», а на книге: «Петру Ильичу Чайковскому от будущего либреттиста». В ответном письме Чехов образно выразил свое отношение к Чайковскому: «Очень, очень тронут, дорогой Петр Ильич, и бесконечно благодарю Вас. Посылаю Вам и фотографию, и книгу, и послал бы даже солнце, если бы оно принадлежало мне».

Эти письма приближают к нам события памятного для Чехова дня: мы точно ощущаем живую интонацию беседы великих современников.

Через несколько дней Чехов был тронут новым знаком внимания Чайковского: композитор прислал ему билет на цикл симфонических концертов Русского музыкального общества в сезон 1889/90 г. Сам Чайковский принимал большое участие в подготовке этого цикла концертов, исключительно интересного по составу дирижеров (А. Г. Рубинштейн, Н. А. Римский-Корсаков, А. С. Аренский, Э. Ф. Направник, А. Дворжак и др.). С этим дорогим подарком композитора произошел неожиданный казус - билет был потерян. Его долго и безуспешно разыскивали все домашние Чехова, пока, наконец, не обнаружили в печке, среди сора, куда его нечаянно выбросили при уборке кабинета.

Антон Павлович особенно тщательно готовил к печати книгу, посвященную Чайковскому. 16 марта 1890 г. Чехов писал брату композитора: «Через 1 1/2 - 2 недели выйдет в свет моя книжка, посвященная Петру Ильичу. Я готов день и ночь стоять почетным караулом у крыльца того дома, где живет Петр Ильич, - до такой степени я уважаю его. Если говорить о рангах, нo в русском искусстве он занимает теперь второе место после Льва Толстого, который давно уже сидит на первом (третье я отдаю Репину, а себе беру девяносто восьмое)».

Чайковский, узнав об этой исключительно высокой оценке, отозвался в письме к брату: «Не можешь себе представить, как мне приятны слова Чехова обо мне».

Ранней весной 1890 г. вышел в свет сборник рассказов Чехова «Хмурые люди». Раскрыв книгу, читатель видел на ее первой странице: «Посвящается Петру Ильичу Чайковскому».

Одна из первых книг, надаренных А. П. Чеховым Таганрогской библиотеке

В апреле 1890 г. Чехов отправился в далекое и трудное путешествие на остров Сахалин, и это помешало Чайковскому своевременно ответить на посвящение книги. Позднее, в 1891 г., композитор написал Чехову, что он «страшно гордится» посвящением сборника «Хмурые люди» и что он несколько раз порывался написать Антону Павловичу большое письмо, чтобы объяснить, какие именно свойства дарования писателя «так обаятельно и пленительно на него действуют», но не смог написать. «Очень трудно музыканту высказывать словами, что и как он чувствует по поводу того или иного художественного явления», - говорил в свое оправдание композитор.

К сожалению, ряд обстоятельств помешал Чехову и Чайковскому осуществить план совместной творческой работы над оперой «Бэла». Чехов отправился в путешествие на Сахалин, затем в 1891 г. уехал за границу, а в 1892 г. оставил Москву и перебрался в Мелихово. Новые творческие замыслы не дали Антону Павловичу возможности приступить к подготовке либретто.

Композитор также увлекся другими сочинениями. В 1890-1893 гг. были созданы оперы «Пиковая дама» и «Иоланта», балет «Щелкунчик», Шестая патетическая симфония. В это время Чайковский лишь наездами бывал в Москве, проводя многие месяцы в поездках по России и за границей. Почти за четыре года композитор совершил семь путешествий и различные страны Западной Европы п большое артистическое турне но Америке. Тем не менее он продолжал живо интересоваться творчеством Чехова.

25 октября 1893 г. весь мир узнал о внезапной смерти Чайковского. Чехов телеграфировал брату композитора: «Известие поразило меня. Страшная тоска... Я глубоко уважал и любил Петра Ильича, многим ему обязан». Эти взволнованные слова лучше всего говорят о том, чем был Чайковский для писателя. Чехов до конца своей жизни оставался горячим поклонником творчества Чайковского. Романсы композитора часто исполнялись в усадьбе Мелихово, звучали в ялтинском доме Чехова.

О глубине и силе воздействия музыки Чайковского на писателя свидетельствует и ряд прямых откликов в произведениях Чехова. Так, например, третьему действию пьесы «Леший» предшествует ария Ленского из оперы «Евгений Онегин», которая исполняется на рояле за сценой. Полная предчувствия грядущей гибели, мелодия вводит зрителей в драматически напряженную атмосферу действия, завершающегося гибелью Егора Петровича Войницкого. В «Рассказе неизвестного человека» Чехов рисует, как музыка Чайковского вызывает у одного из героев произведения, петербургского чиновника, глубоко скрытые хорошие, человеческие чувства. Целиком навеян сценой письма Татьяны полный лиризма и мягкого юмора рассказ «После театра».

Конечно, не такие отдельные, сами по себе интересные «переклички» сближают творчество Чехова и Чайковского, а прежде всего общий художественный строй, общая поэтическая интонация произведений писателя и композитора.

Чайковский с его огромной музыкальной интуицией остро ощущал музыкальное в искусстве слова. Чайковскому принадлежат глубокие по мысли слова о Пушкине, который «очень часто вырывался из тесных сфер стихотворства в бесконечную область музыки». Несомненно, композитору было органически близко музыкальное начало творчества Чехова.

Чехов не случайно назвал один из своих лучших рассказов 80-х годов - «Счастье» «как бы симфонией». Творчество писателя проникнуто лирической, музыкальной стихией. Это проявляется и в особом внимании Чехова к звучанию речи, и в многочисленных звуковых образах, помогающих раскрытию замысла, и в музыкальной грации, гармонии, завершенности произведения. Музыкальное начало одухотворяет, поэтически наполняет самый «воздух» рассказов, повестей и пьес Чехова. И характерно, что полный тончайшей лирики рассказ Чехова «На пути» (1887 г.) вдохновил С. В. Рахманинова на создание симфонической поэмы «Утес».

В произведениях великих современников, глубоко русских по духу, в неповторимо яркой, индивидуальной форме выразился вдохновенный лиризм, мужественный пафос преодоления скорби, удивительная сердечность, высокое жизнеутверждающее начало. Чехова и Чайковского сближает их отношение к творческому труду как главному делу жизни, страстная любовь к русскому человеку и русской природе, обаятельная искренность и простота.

Музыка, занимающая такое большое место в жизни Чехова, с новой и важной стороны открывает нам творческую личность писателя. В годы жизни на Садовой-Кудринской особенно полно проявилась глубокая внутренняя связь Чехова с миром музыки, ее творцами и исполнителями.