Гимназия

В царской России были и такие гимназии, которыми руководили культурные и прогрессивно настроенные люди. Однако таганрогская гимназия никак не могла считаться передовым учебным заведением. Напротив, то было в высшей степени казенное, отсталое учебное заведение, которое не только не развивало своих учеников, но все делало, чтобы вырастить из них тупых, бездарных чиновников. Товарищ Чехова по гимназии, писатель В. Г. Тан-Богораз, подробно описывает нам преподававших там учителей: перед нами проходит унылый ряд «чинодралов», равнодушных к своему делу, к своим ученикам... Когда, уже после смерти Чехова, один журналист спросил классного наставника, Павла Ивановича Ву-кова, помнит ли он по гимназии Чехова, тот ответил: «Ну конечно, девять лет глаза мозолил!» Учитель словесности Мальцев неизменно ставил Чехову за сочинения тройку. Учителя географии Крамсакова постоянно заставляли преподавать другие предметы, которых он сам не знал, например арифметику. Когда при решении арифметической задачи получался ответ с дробью, причем речь шла о людях, и ученик, закончив задачу, заявлял, что получилось 14 3/4 человека, то Крамсаков говорил: «Если бы ты был поумнее, чем ты есть на самом деле, то, прежде чем говорить, стер бы дробь. Сотри дробь и садись на место».

Преподаватель латинского и греческого Аганьев так плохо знал свои предметы, что на уроках все время сбивался и заглядывал в словари. А преподаватель Зико, грек по национальности, напротив, совсем не знал русского языка и уверял учеников, что множественное число от слова «муха» будет «муши», потому что множественное от «ухо» - «уши». Между тем преподаватели древних языков имели огромное влияние в тогдашней гимназии. Когда Чехов учился, министром просвещения был граф Дмитрий Толстой, ярый реакционер. Он считал, что гимназисты должны уделять больше всего времени зубрежке латинского и греческого языков. Он надеялся, что, заполняя этой зубрежкой время и мысли молодых людей, он отвлечет их внимание от революционных идей, которые все шире распространялись в России.

Министр Д. А. Толстой специально выписал из Австрии наиболее свирепых преподавателей классических языков (так назывались латынь и греческий). Эти преподаватели, чехи по национальности, плохо владели русским языком. Но они правильно поняли свою задачу: их пригласили главным образом не для преподавания, а для «обуздания» учащихся. В гимназиях началась самая настоящая слежка за молодыми людьми: они не имели права даже пойти в театр без специального разрешения гимназического начальства.

Антон Чехов поступил в гимназию (в приготовительный класс) в августе 1868 года. А совсем незадолго до этого, в 1867 году, ее посетил министр Толстой. Начальство устроило по этому поводу торжественные встречи, а положение гимназистов сильно ухудшилось: лучшие учителя были уволены, педагогический совет принял решение осмотреть все квартиры гимназистов, чтобы установить, нет ли у них дома людей, имеющих «вредное влияние».

Само здание таганрогской гимназии наводило уныние. Это было серое, казарменного типа здание с длинными коридорами. На втором этаже - младшие классы, внизу - старшие. В двери каждого класса было врезано небольшое окошечко: в него незаметно для учеников могли заглядывать и следить за порядком классные надзиратели, и инспектор.

Добраться до гимназии было не так легко: она находилась далеко от чеховского дома, идти надо было по немощеным, неосвещенным улицам. Переходя дорогу, надо было прыгать с камня на камень, рискуя погрузиться по колено в грязь. Эту дорогу Чехов проделывал изо дня в день в течение одиннадцати лет.

Небольшого роста, плотный мальчик, с круглой остриженной головой, румяный, большеглазый, Антоша оживлялся в игре со сверстниками в лапту, в снежки. Он не проявлял большого рвения к учению, а гимназическим учителям было не до того, чтобы открывать в учениках таланты и развивать их. Когда в гимназии одновременно учились три брата Чеховы - Александр, Николай и младший, Антон, - один из учителей сказал Евгении Яковлевне: «Из старшего, может быть, еще что-нибудь и выйдет, а уж от двух младших ждать ровно ничего нельзя».

Самое печальное, что слова эти принадлежали одному из самых ярких людей тогдашнего Таганрога - преподавателю закона божьего Федору Платоновичу Покровскому.

«Он был блестящим во всех отношениях. Наружность, осанка, музыкальный голос, находчивость, дар слова - все в нем привлекало...» На его уроках дети вели себя непринужденно. «Ну, братец, тебе нет места с нами, ступай к свиньям!» - «А куда же идти?» - задорно спросил шалун. Покровский спокойно отвел глаза от газеты и молча указал пальцем в угол, где висели таблицы по зоологии, изображающие свинью домашнюю, дикую и йоркширскую. Класс взвизгнул от восторга, а шалун пошел в угол.

На уроках в старших классах Покровский вел себя иначе. Он разговаривал со своими учениками о литературе, об истории... Он сам увлекался сочинениями М. Е. Салтыкова-Щедрина и умел внушить своим ученикам любовь к произведениям великого сатирика. Может быть, отчасти из уважения к Покровскому, Чехов хорошо занимался на уроках закона божьего. Покровский известен также тем, что дал Чехову прозвище, которое прославилось на весь мир. Вызывая его к доске, он говорил: «Чехонте!» Впоследствии Чехов стал подписывать так свои юмористические произведения. Но распознать в скромном, ничем не примечательном мальчике будущего великого русского писателя Покровский, как сказано уже, не сумел.

Не распознали талант Чехова и товарищи. Отчасти это объясняется тем, что Чехов не был с ними откровенен: натуре его всегда была присуща большая сдержанность в выражении своих чувств. Товарищи единодушно отмечают его скромность, сосредоточенность. Он запомнился им своей любовью к чтению, чувством юмора, привязанностью к природе, интересом к театру. Чехов был хорошим товарищем, готовым прийти на помощь и поделиться тем, что у него было, с каждым, кто в этом нуждался. Но делиться мыслями, мечтами о будущем Чехов как-то не умел и не любил. Соученики мало знали его внутреннюю жизнь, его убеждения. Но иногда Чехов обнаруживал, что убеждения эти есть и окружающим придется с ними считаться. Один из одноклассников Чехова вспоминал, что однажды вышло какое-то недоразумение с учителем словесности Мальцевым: весь класс решил не подавать ему очередного сочинения. Чехов с этим решением согласился. Один из учеников все-таки сочинение подал. Его поступок возмутил другого ученика, и тот ударил его по лицу. Чехов был при этом - он страшно взволновался и воскликнул: «Это глупо, это дико!» Он был врагом всякого насилия, грубости, жестокости, и подобная расправа не могла оставить его равнодушным.

Не оставался равнодушным Чехов и ко всякому проявлению доброты, человечности. На всю жизнь запомнил он, как хлопотал Покровский о том, чтобы братья Чеховы могли продолжать учение: инспектор Дьяконов требовал их исключения за невзнос платы. И с другими учителями, которые, вопреки суровому гимназическому режиму, проявляли живой интерес к ученикам, у Чехова сохранились теплые отношения. Он посылал им книги, справлялся о здоровье, навещал, приезжая в Таганрог.

В гимназии же начались первые литературные опыты Чехова. Он стал издавать журнал «Заика». Ни один номер этого журнала до нас не дошел, но мы знаем, что это был журнал юмористический, вероятно похожий на подобные журналы того времени, которые Чехов видел в городской библиотеке. Начал он и сочинять короткие юмористические рассказы и подписи к рисункам, которые посылал брату в Москву. К сожалению, они также нам неизвестны. Единственное, что осталось от гимназических лет Чехова, - его сочинение «Киргизы». Вот оно:

«Редко можно встретить между киргизами красавца; лица их, по большей части круглые, с выдавшимися скулами, узкими глазами, почти лишенными бровей, нос расплюснутый, цвет лица очень смуглый. Все киргизы крепкого сложения, что должно приписать, конечно, суровому степному воспитанию; рост их средний. Киргизы народ кочевой, они проводят всю жизнь на коне, почти не могут ходить пешком. Подвижные жилища их, неразлучные с ними во всех походах и перекочевках, называются юртами. Юрты делаются обыкновенно из нескольких кольев, воткнутых в землю, сведенных вверху в одну точку и покрытых войлоками. Знатные и богатые устраивают их с большими удобствами».

Это сочинение случайно сохранилось в сундуке Чеховых. Но не исключена возможность, что еще будут сделаны какие-нибудь находки - вдруг где-нибудь отыщется школьная тетрадка Чехова или экземпляр рукописного «Заики»; вдруг найдется письмо, в котором будут указаны номера журналов, где были напечатаны неизвестные произведения юного Чехова; да мало ли какие находки еще возможны. Исследователи продолжают свою работу.

А в тех произведениях Чехова, которые напечатаны и широко известны, можно встретить знакомые нам по воспоминаниям современников черты таганрогской гимназии. В прославленном рассказе «Человек в футляре» Чехов, по свидетельству очевидцев, изобразил инспектора Дьяконова. «Это была машина, которая ходила, говорила, действовала, исполняла циркуляры, - вспоминает Михаил Павлович Чехов. - Всю свою жизнь А. Ф. Дьяконов проходил в калошах даже в очень хорошую погоду и носил с собою зонтик». За мягкую, неслышную походку его прозвали «Сороконожкой». Он не хотел причинять зло, он хотел только в точности исполнять все правила и предписания начальства.

Мы видим, что в скромном гимназисте Антоше Чехове шла большая внутренняя работа - он впитывал в себя и перерабатывал впечатления, которые впоследствии помогали ему в его писательском труде.