ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Последние три года таганрогской жизни прошли для Чехова быстро.

Выпускные экзамены он сдал с трудом. По математике едва не срезался, древние языки сдал с помощью товарищей. На экзамене по русской словесности была предложена тема: «Нет зла более, чем безначалие». Тема эта не могла увлечь Чехова, и свое сочинение он сдал последним, за пять минут до срока. Мысли его были далеко - он собирался ехать в Москву, в город, который он уже любил и который потом всю жизнь был ему особенно дорог.

Товарищ по гимназии спросил его, куда он собирается поступать. Чехов ответил без улыбки: «В духовную академию». Но он уже знал, что поступит на медицинский. Он поступил - и никогда в этом не раскаивался.

Дома он застал бедность, тесноту, нелады между родителями и старшими детьми, но все это было уже ему не страшно.

Годы одиночества сделали его душу сильной. Спокойно и твердо, не вступая в пререкания, он дал понять отцу, что телесные наказания и властные окрики - все это уже в прошлом и не может больше повториться. И так же спокойно и твердо он взял на себя заботы о матери и о младших: плату за квартиру, за учение, долги в лавку. Он уже стал зарабатывать маленькими рассказами в юмористических журналах. Вот каким запомнил его Владимир Галактионович Короленко.

«Передо мною был молодой и еще более моложавый на вид человек, несколько выше среднего роста, с продолговатым, правильным и чистым лицом, не утратившим еще характерных юношеских очертаний. В этом лице было что-то своеобразное, что я не мог определить сразу и что впоследствии, по-моему очень метко, определила моя жена, тоже познакомившаяся с'Чеховым. По ее мнению, в лице Чехова, несмотря на его несомненную интеллигентность, была какая-то складка, напоминавшая простодушного деревенского парня. И это было особенно привлекательно. Даже глаза Чехова, голубые, лучистые и глубокие, светились одновременно мыслью и какой-то почти детской непосредственностью. Простота всех движений, приемов и речи была господствующей чертой во всей его фигуре, как и в его писаниях. Вообще в это первое свидание Чехов произвел на меня впечатление человека глубоко жизнерадостного. Казалось, из глаз его струится неисчерпаемый источник остроумия и непосредственного веселья, которым были переполнены его рассказы. И вместе угадывалось что-то более глубокое, чему еще предстоит развернуться, и развернуться в хорошую сторону... И мне Чехов казался молодым дубком, пускающим ростки в разные стороны, еще коряво и порой как-то бесформенно, но в котором уже угадывается крепость и цельная красота будущего могучего роста».

Перед нами прошли детские и школьные годы Чехова.

Как не похожи они на детство Пушкина, Аксакова или Льва Толстого! Как мало в них от той «счастливой, невозвратимой поры», которая досталась на долю этим писателям. «Что писатели дворяне брали у природы даром, то разночинцы покупают ценой молодости», - писал впоследствии Чехов. И его ранние годы напоминают нам о другом великом русском писателе - о Максиме Горьком.

Гордость за людей, выросших среди угнетения и бесправия, среди чинопочитания и лицемерия и ставших свободными, смелыми, независимыми и правдивыми, - вот чувство, которое охватывает нас, когда мы узнаем об их судьбе. Ради этого вы и читали эту книгу о детстве Чехова.