Ты рад, что кончил пьесу? Теперь почиваешь на лаврах? Ты говоришь, трудно было писать? Это оттого, что не в один присест. Ну, теперь кончено, слава богу.
Сегодня принимаемся за «Одиноких». Лужский - отец, Качалов - Иоганн. Вчера я начала слегка заниматься с одной ученицей в роли Груни в «Не так живи, как хочется» Островского. Не знаю, что выйдет.
Днем не состоялась репетиция «Столпов», и мы все сидели и беседовали у Влад. Ивановича. Настроение неприятное в общем. Конст. Серг. всеми силами хочет доказать, что «Цезарь» никому не нужен, что смотрят только декорации и что это никакой плюс нашему театру. Что так Шекспира нельзя ставить. Морозов тоже Немировичу ни слова не сказал о «Цезаре». Мне жалко Влад. Ив. Столько труда, любви, такой крупный успех, и все это не признается его же товарищами (В книге «Из прошлого» Вл. И. Немирович-Данченко пишет о «Юлии Цезаре»: «Ну кто бы в зрительном зале поверил, что этот сверкающий непрерывной радостью спектакль- один из самых тяжелых и мучительных за кулисами? Настолько тяжелый и мучительный, что, несмотря на его громадный и художественный п материальный успех, я его на второй год уже снял и продал в Киев... Публика, конечно, жалела об этом, а за кулисами были равнодушны или даже довольны. ...Всякий спектакль должен быть радостью для самих актеров... Иначе он, в лучшем случае, только отличное «искусство», всегда холодноватое, если не согрето прекрасным настроением актера. А в «Юлии Цезаре» играть было радостно, пожалуй, только для двоих: для Качалова, замечательного Юлия Цезаря, и для Вишневского, имевшего большой успех в Антонии»). Мне обидно очень. И думаю, что он серьезно надумает уходить из театра. Тогда провал.
Вечером были на «Вертере» («Вертер» - опера Ж. Массне (по роману Гёте «Страдания молодого Вертера»)), в нашем старом театре. Какая прелестная опера, если бы ты знал! Сколько изящества мелодии; как-то примиряет, смягчает эта музыка, и я отдыхала. Вертер и Шарлотта - какое милое, простое, трогательное чувство. Так чисто и свежо. Мне было ужасно приятно.
В антракте ходили за кулисы к Петровой. Я чуть не заплакала, когда вошла и увидела наши уборные (До 1902 года спектакли Художественного театра проходили в помещении театра «Эрмитаж»). Сколько там пережито! Моя вся жизнь там. Ведь у меня не было раньше жизни, было скучное предисловие. Я с трудом удержала слезы. А как там серо, грязно, противно! Неузнаваемо.
...Завтра жду пьесу.
Целую тебя много, много раз, мой милый, хочу видеть тебя. Отдыхай, читай мои письма и не забывай меня.