Видите - держу слово и пишу Вам, дорогой Константин Сергеевич. Со вчерашнего дня я посиживаю в кресле, в галерейке, и полеживаю (Во время весенних гастролей в Петербурге Ольга Леонардовна опасно заболела. Она была при смерти). Ноги еле двигаются, не слушаются, и я прихожу в ужас - верно, еще долго не буду человеком. Я, верно, еще очень слаба - даже не радуюсь выздоровлению. Мне странно, что Вы перестали ходить к нам - я так привыкла видеть Вас часто за свою болезнь. Сегодня уехала моя «гувернантка», как называла Мария Павловна Лидию Андреевну. Мы с ней трогательно прощались. Я к ней очень привыкла - она славный, ласковый человечек и не была мне в тягость. Получила письмо от Якобсона, от петербургского доктора; очень огорчен, что мне было так плохо в Ялте.
Я целыми днями не отрываюсь от книг. Теперь увлеклась Достоевским, хотя не следовало бы - нервы еще не окрепли.
Антон Павлович просит передать Вам и Марии Петровне привет. Все эти дни ему было нехорошо, сегодня как будто лучше и аппетит появился. Он за мою болезнь поволновался, и оттого ему, верно, нехорошо. Да и у меня настроение бывало мрачное, теперь ничего. Погода летняя, даже жарко днем, а дождя сильно надо.
Что-то Вы все поделываете? Работаете с азартом? Владимир Иванович мне писал, что приблизительно творится в труппе (Письмо Немировича-Данченко к Книппер опубликовано в «Ежегоднике МХТ» за 1953 - 1958 гг., М., «Искусство», 1961, стр. 189 - 190).
Скажите Марии Петровне, что я ее крепко целую, а mademoiselle (M-lle Ernestine - Эрнестина Карловна Дюпон - воспитательница детей Станиславского, француженка) шлю привет.