31. Л. А.СУЛЕРЖИЦКИЙ - О.Л.КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

28 января 1902

Ялта

Ольга Леонардовна, у нас вообще очень тяжелое настроение, у всех. Всем тоскливо, неуютно, а Антон Павлович томится больше всех. Вчера мы у него были, у него опять началось небольшое кровохаркание.

В день, когда я приехал в Ялту, я, конечно, ночевал у него, и мы долго беседовали. Между прочим, я его обнадежил, что Вы, вероятно, скоро приедете, хоть на несколько дней. По тому, как он разубеждал меня в возможности Вашего приезда, я особенно ясно понял, как ему этого сильно хочется.

Если бы Вы, Ольга Леонардовна, сумели устроить так, чтобы приехать хоть на 2, 3 дня, то уж и это было бы очень хорошо. Антону Павловичу это прямо-таки необходимо. Он задыхается в своих четырех стенах и как сильный человек не жалуется, не старается разжалобить других своим положением, а от этого ему еще тяжелее.

Мы же все здесь такие же узники, как и он. Что мы ему можем дать при всем нашем самом искреннем желании?

Наша клетка только шире, потому что можем выходить. А что мы видим такое, о чем могли бы ему рассказать?

Толчется бестолково между глупыми камнями холодное море, торчат нелепые, безжизненные кипарисы, темное, тяжелое небо точно набухло и вот-вот расплачется, а унылый ветер он слышит из дому так же хорошо, как и мы.

Жутко, холодно, неуютно.

А главное - пусто.

Когда собираемся вместе, то смотрим друг па друга безнадежно - все, что можно было выжать нового друг из друга, уже давно выжато...

Приезжайте, Ольга Леонардовна, приезжайте непременно, я знаю, Антон Павлович, втайне от нас и даже от самого себя, ждет уже Вас.

Не забывайте, что он не только муж Ваш, но и великий писатель, к которому Вы имеете право приехать не только по этой причине, но просто как человек, могущий поддержать его бодрость, а следовательно, и здоровье, которое необходимо всем, всей русской литературе, России. Художественный театр не только не должен мешать Вам в этой поездке, но обязан командировать Вас сюда, хотя бы на самое короткое время. Я не говорю здесь, что жестоко со стороны театра не устроить Вашего приезда к больному, тоскующему человеку. Это вопрос условный. Но как к Чехову, к писателю, они должны Нас отправить, если только это действительно «литературный» театр. Если он действительно таковой, то есть «литературный», то должен он понимать, что к великому русскому писателю, да еще так много сделавшему для них своими пьесами, следовало бы относиться теплее и благодарнее. Как грубо и некрасиво при существующем отношении выглядят все венки, адресы, аплодисменты и прочие способы чествования. Они свойственны толпе, - от нее больше нечего ждать; кружок же театра должен быть более внимательным к своим близким людям.

Может быть, Вы меня браните за все вышенаписанное, но Вы знаете, как хорошо я отношусь ко всем, о ком идет речь в этом письме. Я очень люблю и театр, и Вас, и больше всего люблю Антона Павловича и потому только и осмелился так написать (В январе 1902 г. Сулержицкий приехал к Горькому в Олеиз. Горький писал о нем: «Живет теперь у меня один черт - великолепный экземпляр свободного человека! Объехал весь земной шар, поет тенором, гол, наг, бос, ловок, силен, умница, - ох, я могу целый том написать похвал ему!» («Горький и Леонид Андреев. Неизданная переписка», стр. 137.)

Сулержицкий пишет Ольге Леонардовне на правах друга. Они подружились зимой 1901 г.: «Ольга Леонардовна и я часто об Вас говорим, когда видимся, и обоим от этого делается хорошо; она верит, что я искренно Вас люблю, а я знаю то же самое про нее, и поэтому хорошо». (Из письма Л. А. Сулержицкого к А. П. Чехову. - «Леопольд Антонович Сулержицкий», М., «Искусство», 1970, стр. 398.)).

Не примите этого дурно.

Ваш Л. Сулержицкий

Неужели нельзя [репертуар] на 8 дней или на неделю поставить без Вас?.. А если бы Вы заболели?

Целую ручку Марии Павловне и сердечно кланяюсь всему вашему прекрасному, но эгоистическому театру.

Не сердитесь.