Родной край в письмах А. П. Чехова

В. И. Ленин писал в 1910 г.: «Толстой-художник известен ничтожному меньшинству даже в России. Чтобы сделать его великие произведения действительно достоянием всех, нужна борьба и борьба против такого общественного строя, который осудил миллионы и десятки миллионов на темноту, забитость, каторжный труд и нищету, нужен социалистический переворот» (В. И. Ленин. Соч., изд. 4, т. 16, стр. 293).

Этими ленинскими словами можно охарактеризовать также судьбу литературного наследства Чехова в дореволюционной России.

До социалистического переворота в нашей стране Чехов не был известен широким слоям трудящихся.

Только после Великой Октябрьской социалистической революции литературное наследство Чехова, как и большинства русских писателей, стало достоянием всего народа. В советской стране произведения Чехова печатаются в небывалых тиражах. В настоящее время завершилось фундаментальное издание полного собрания сочинений и писем А. П. Чехова, выпущенного в свет по постановлению СНК СССР от 29 апреля 1944 г.

Советские литературоведы много и плодотворно поработали над творчеством Чехова. Впервые перед советским читателем встал подлинный облик Чехова-писателя, гражданина, человека.

Перед чехововедами сейчас стоит задача глубокого изучения эпистолярного наследия писателя, которое наиболее полно представлено в последнем издании писем Чехова.

Чехов был блестящим мастером эпистолярного жанра. Содержательные, остроумные, оригинальные по стилю, письма Чехова рисуют обаятельный образ их автора, неповторимое своеобразие его таланта. Поражает тематическое и стилевое разнообразие писем Чехова. Видное место в них занимает местная тема — Таганрог и Приазовье, природа и люди родины писателя. Письма Чехова с местным содержанием дают яркое представление о прошлом Таганрога и б. Таганрогского округа, показывают отношение Чехова к родному краю. Эти письма также являются ценным источником для изучения генезиса отдельных мотивов, тем и произведений Чехова; некоторые письма представляют собой первые «эскизы» будущих его образов и сюжетов.

Яркое описание Таганрога 80-х годов находим в большом письме Чехова из Таганрога от 7—19 апреля 1887 года. Здесь и описание внешнего вида города, и характеристика жизни обывателей Таганрога, и колоритная портретная галлерея таганрожцев. Это письмо-«дневник» (как назвал его сам Чехов) представляет собою целую «энциклопедию» таганрогской жизни. Письмо-«дневник» дополняют отдельные письма Чехова, посланные с юга в течение апреля и мая 1887 года.

«Мирное житие», растительное существование таганрогских обывателей — купцов, чиновников, интеллигентов — вызывает у Чехова ряд острокритических замечаний: «60.000 жителей занимаются только тем, что едят, пьют, плодятся, а других интересов — никаких. Куда ни явишься, всюду куличи, яйца, сантуринское, грудные ребята, но нигде ни газет, ни книг...»

«Как грязен, пуст, ленив, безграмотен и скучен Таганрог...» «... Обыватели опротивели...»

Запоминаются отдельные фигуры живописной галлереи таганрогских обывателей.

Вот растолстевшая Людмила Павловна, типичная мещанка. «Никакой ум не может постигнуть всей глубины ее ума. Я когда слушаю ее, то решительно теряюсь перед неисповедимыми судьбами, создающими иногда такие редкие перлы. Я еще не забыл анатомии, но, глядя на ее череп, начинаю не верить в существование вещества, именуемого мозгом».

А вот колоритная фигура «полицейской стервы» Анисима Васильевича — полицейского чиновника Петрова. Яркими штрихами рисует Чехов внутреннюю пустоту, никчемность и типичный таганрогский жаргон этой «барабошки»: «Он вошел и заговорил камбуриным голосом, но так громко и визгливо, как не в состоянии говорить сотня камбурят («Камбурята» — Камбуровы, таганрогские жители, знакомые Чеховых).

— Да я же ж, господи, говорил же Ёре, иде я живу, да отчего же ж ви не приходили? Мой Фирс плавает, а кончил Николай Павлыч «Мессалину»? Бувають ли его картины на выставке? А ви как?

... Далее он говорил о погоде, о социалистах, об Италии, о безнравственности, о сусликах, говорил непрерывно, с переливами, с междометиями и так громко, что мне едва не сделалось дурно, и я увел его на двор. Сидел он до вечера; чтобы отвязаться от него, я пошел в сад — он за мной; из сада я бежал к Еремееву — он за мной. Еремеева я не застал, пошел домой — полицейская стерва за мной — и т. д.» (Аналогичное впечатление от таганрогского обывателя отмечает Чехов и значительно позднее, в 1901 г., в письме к П. Ф. Иорданову: «Я недавно, в конце февраля, видел на пароходе одного таганрожца, познакомился с ним; он рассказывал мне, а я едва не бросился в море, с отчаяния, со скуки»).

Вот краткий, но выразительный портрет педагога таганрогской гимназии: «А. Ф. Дьяконов попрежнему тонок, как гадючка, носит коленкоровые брюки и сковороду вместо картуза». Это — первый колоритный эскиз «человека в футляре».

А вот яркая зарисовка таганрогского духовенства: «Дома я застал о. Иоанна Якимовского, жирного, откормленного попа, который милостиво поинтересовался моей медициной и, к великому удовольствию дяди, снисходительно выразился:

— Приятно за родителей, что у них такие хорошие дети.

Отец дьякон тоже поинтересовался мной и сказал, что их михайловский хор (сброд голодных шакалов, предводительствуемый пьющим регентом) считается первым в городе. Я согласился, хотя и знал, что о. Иоанн и о. дьякон ни бельмеса не смыслят в пении. Дьячок сидел в почтительном отдалении и с вожделением косился на варенье и вино, коими услаждали себя поп и дьякон».

Наверное, и этого таганрогского дьячка вспоминал Чехов впоследствии, когда рисовал комическую фигуру дьячка в рассказе «В овраге»:

«Как-то на поминках у фабриканта Костюкова старик-дьячок увидел среди закусок зернистую икру и стал есть ее с жадностью; его толкали, дергали за рукав, но он словно окоченел от наслаждения: ничего не чувствовал и только ел. Съел всю икру, а в банке было фунта четыре».

Все это — «типические характеры в типических обстоятельствах».

Чехов из Таганрога пишет: «Изучаю местную жизнь», «все очень курьезно».

Перед отъездом из Таганрога писатель подводит итоги: «Вообще впечатлений и материала масса, и я не раскаиваюсь, что потратил 1?месяца на поездку».

Полученный в результате изучения местной жизни богатый материал был впоследствии неоднократно использован Чеховым в его художественных произведениях.

Несомненно, свои впечатления от поездки в Таганрог в 1887 году использовал Чехов в рассказе «Огни», написанном непосредственно после этой поездки:

«Я поехал на Кавказ и остановился проездом дней на пять в приморском городе N. Надо вам сказать, что в этом городе я родился и вырос, а потому нет ничего мудреного, что N казался мне необыкновенно уютным, теплым и красивым, хотя столичному человеку живется в нем так же скучно и неуютно, как в любой Чухломе или Кашире. С грустью прошелся я мимо гимназии, в которой учился, с грустью погулял по очень знакомому городскому саду, сделав грустную попытку посмотреть поближе людей, которых давно не видел, но помнил...»

А разве не таганрогскими впечатлениями навеян образ провинциального города, например, в повести «Моя жизнь»?

«Я любил свой родной город. Он казался мне таким красивым и теплым! Я любил эту зелень, тихие солнечные утра, звон наших колоколов; но люди, с которыми я жил в этом городе, были мне скучны, чужды и порой даже гадки. Я не любил их и не понимал их. Я не понимал, для чего и чем живут шестьдесят пять тысяч людей... И как жили эти люди, стыдно сказать!..»

Многое в характеристике провинциального города в «Моей жизни» и в «Огнях» совпадает с мыслями Чехова о Таганроге, высказанными в его письмах.

Чехов в одном письме 1887 г. отметил, что «как ни скучна и ни томительна таганрогская жизнь, но она заметно втягивает».

Растлевающее влияние провинции на человека хорошо показал еще до Чехова — М. Е. Салтыков-Щедрин. В очерке «Скука» из «Губернских очерков» он рассказал, как жизнь в глухом провинциальном городке убивала в человеке «энергию мысли» и «энергию воли»: «О провинция! Ты растлеваешь людей, ты истребляешь всякую самодеятельность ума, охлаждаешь порывы сердца, уничтожаешь все, даже самую способность желать!»

Характеризуя таганрогских обывателей, Чехов подчеркивает в них основную черту: «Жители инертны до чортиков».

Метко подмеченная Чеховым инертность таганрожцев явилась отражением общей инертности русской провинции в дореволюционные годы.

И. В. Сталин указывал в марте 1917 года на инертность провинции, тормозившую развитие революции. «Но с углублением революции революционизируется и провинция, — писал он. — Инертность провинции отходит в прошлое» (И. В. Сталин. Соч., том 3, стр. 12).

Чехов в своих произведениях не раз показывал, как провинция с ее застойной жизнью, сонной одурью обывателей создавала благоприятные условия для опошления человека.

Об этом же говорит Антон Павлович в одном письме к брату Михаилу:

«Провинция затягивает нервных людей, отсасывает у них крылья».

Жизнь в «тусклом хаосе мещанской обыденщины» (М. Горький) Чехов назвал «куцой, бескрылой» (рассказ «Дама с собачкой»).

Во многих картинах пошлой обывательской жизни, нарисованной писателем в его произведениях, проступают черты жизни таганрогских обывателей, так подробно описанной в чеховских письмах из Таганрога.

А. М. Горький писал о Чехове: «Он обладал искусством всюду находить и оттенять пошлость, — искусством, которое доступно только человеку высоких требований к жизни, которое создается лишь горячим желанием видеть людей простыми, красивыми, гармоничными. Пошлость находила в нем жестокого и строгого судью».

Эта особенность Чехова-художника сказалась и в его письмах из Таганрога. «Куцая», «бескрылая» жизнь таганрогских обывателей нашла в Чехове «жестокого и строгого судью».

Повидимому, свои мысли выражал Чехов устами любимого героя — доктора Астрова: «Вообще жизнь люблю, но нашу жизнь, уездную... обывательскую, терпеть не могу и презираю ее всеми силами своей души».

Но Чехов видел в Таганроге не только пошлых обывателей.

Писатель отмечает в облике и жизни родного города и ряд положительных, светлых явлений.

Чехов в своих письмах указывает на то, что у таганрожцев есть возможность сделать жизнь в родном городе удобной, культурной, красивой:

«Местоположение города прекрасное во всех отношениях, климат великолепный, плодов земных тьма...»

«Эх здешний климат да московским бы людям! Не умеет дура природа распорядиться!»

Отдельные особенности городского пейзажа, внешнего вида Таганрога, — парк, море — получают у Чехова положительную оценку.

Среди таганрожцев Антон Павлович выделил своего дядю Митрофана Егоровича Чехова: «Дядя прелестен и чуть ли не лучше всех в городе».

Чехов часто и с особенно теплой интонацией говорит о Митрофане Егоровиче, называя такие его качества, как искренность, мягкость, неподдельное радушие, необыкновенное трудолюбие.

Любопытно, что еще в 1876 г. 16-летний Чехов-гимназист, говоря в одном письме о своем дяде, указывает на его «добрую душу и хороший, чистый, веселый характер».

Антон Павлович отмечает одну особенность в семье Митрофана Егоровича: «Что сильно бросается в глаза, так это необыкновенная ласковость детей к родителям и в отношениях друг к другу».

В одном письме к Митрофану Егоровичу, написанном за год до приезда Чехова в Таганрог, Антон Павлович объясняет, почему он так ценит своего дядю:

«Дело не в том, что вы родной дядя, а в том, что мы не помним того времени, когда бы вы не были нашим другом... Вы всегда прощали нам наши слабости, всегда были искренни и сердечны, а это имеет громадное влияние на юность! Вы, сами того не подозревая, были нашим воспитателем, подавая нам пример постоянной душевной бодрости, снисходительности, сострадания и сердечной мягкости... Когда, бог даст, лет через 10—15 я буду описывать для печати свою жизнь, то поблагодарю вас перед всем читающим миром, а теперь жму только руку».

Это письмо характеризует не только Митрофана Егоровича, но и самого Чехова, его этические и педагогические убеждения. В натуре Митрофана Егоровича подчеркнуты те черты характера, которые особенно ценил в человеке Чехов.

Примечательным в этом письме является указание Антона Павловича на то, что он в детские и юношеские годы испытывал благотворное влияние личности Митрофана Егоровича.

Письмо является, таким образом, ценным документом, свидетельствующим об одном из источников формирования морального облика Чехова. Кроме того, это письмо, выражающее педагогические идеи Чехова, служит своеобразным комментарием к его рассказам о детях, в которых писатель пропагандировал искреннее и гуманное отношение к детям, указывал на необходимость бережного отношения к чувству человеческого достоинства в ребенке, подчеркивал значение ласки во взаимоотношениях взрослых и детей. Не случайно, что Чехов обратил внимание на «необыкновенную ласковость», царившую в семье Митрофана Егоровича.

После смерти Митрофана Егоровича Чехов писал:

«Дядя мой умер от истощения. Он стал жертвою своего необыкновенного трудолюбия» (Н. М. Линтваревой, 21 сентября 1894 г.).

Надо отметить, что с такими таганрожцами, как Митрофан Егорович, Чехов связывал мысль о культурном подъеме города. Когда Митрофан Егорович был избран в 1885 г. в гласные городской думы, Чехов писал ему:

«Радуюсь Вашему избранию в гласные. Чем больше у Таганрога будет таких честных и бескорыстных хозяев, как Вы, тем он счастливее...»

Чехов и после своей поездки в Таганрог в 1887 году продолжает пристально следить за жизнью родного города. С большой скорбью говорит Антон Павлович в своих письмах о крайне медленном культурном росте Таганрога.

Посетив в 1896 г. Таганрог, писатель делится своими впечатлениями:

«Был я в Таганроге — тоска смертная».

В 1900 г. Чехов пишет журналисту Тараховскому:

«Как еще беден и некультурен наш Таганрог, не имеющий своего хирурга, своей клиники...»

Как горячо хотел Чехов видеть родной город иным!

Когда в 1890-х годах в Таганроге появились культуртрегеры Фоти, Иорданов, Тараховский, Чехов приветствовал их начинания в области культурного подъема Таганрога и в своих письмах к ним выражал большую радость по поводу даже малейших успехов в жизни родного города и полную готовность принять участие в культурном возрождении Таганрога.

«Я счастлив, что могу хотя чем-нибудь быть полезен родному городу, которому я многим обязан и к которому продолжаю питать теплое чувство», — писал Чехов К. Г. Фоти в 1890 году. П. Ф. Иорданову он сообщал в 1896 году:

«Читаю «Таганрогский вестник», изредка приходится разговаривать с актерами и певцами, побывавшими в Таганроге, и радуюсь за родной город, делающий в последние годы такие крупные культурные успехи».

Чехов отмечает достижение в жизни Таганрога — замечательную водолечебницу доктора Гордона; а когда земляки сообщили Чехову, что скоро в Таганроге будут еще и водопровод, трамвай и электрическое освещение, писатель, хорошо зная стиль и темпы работы таганрогских «отцов города», отнесся к этому сообщению скептически:

«Итак, в Таганроге, кроме водолечебницы Гордона, будет еще и водопровод, трамвай и электрическое освещение. Боюсь все-таки, что электричество не затмит Гордона и он долго еще будет лучшим показателем таганрогской культуры...»

Эти слова Антона Павловича оказались пророческими: водопровод и трамвай появились в Таганроге только при Советской власти.

Радуется Чехов и успехам таганрогского театра, которым он увлекался в гимназические годы.

Земляк Чехова и товарищ его по гимназии А. Л. Вишневский, артист Московского Художественного театра, писал в своих воспоминаниях: «Чехова давно уже нет, но я живой свидетель того, что, встретясь с ним после долгого перерыва, часто слышал, как он всегда говорил о таганрогском театре самыми теплыми, ласковыми и сердечными словами» (А. Л. Вишневский. «Клочки воспоминаний», 1928 г).

Письма Чехова свидетельствуют об его исключительной заботе о родном городе. Благодаря Антону Павловичу Таганрог обогатился двумя замечательными культурно-просветительными учреждениями — библиотекой и музеем — и украсился памятником основателю города — Петру Первому, работы знаменитого русского скульптора Антокольского.

В письме к П. Ф. Иорданову Чехов говорит:

«Пожалуйста, делайте из меня и со мной все, что только для Таганрога из меня можно сделать, отдаю себя в полное ваше распоряжение».

В то же время Чехов проявляет большую скромность и боязнь шума вокруг своей общественной деятельности. В письме к тому же Иорданову Чехов высказывает настойчивую просьбу: «Только опять-таки просьба: никому не говорите о моем участии в делах библиотеки: не люблю, когда зря треплют мое имя».

Чехов не ограничивается своей непосредственной помощью Таганрогу, он вовлекает в это виднейших культурных деятелей страны: скульптора Антокольского, инженера Белелюбского, театрального деятеля Вл. Немировича-Данченко, академика А. Ф. Кони и др. Таким образом, Чехов придает этому делу широкий культурный и общественный размах.

Особенно старается Чехов привлечь к делу культурного строительства Таганрога уроженцев этого города, взывая подчас к их «патриотическому» чувству по отношению к родному городу.

Литератору П. А. Сергеенко, своему товарищу по таганрогской гимназии, Чехов пишет:

Пожалуйста, один экземпляр твоей книги про Толстого (как живет и проч.) пошли по адресу: Таганрог, городская библиотека. Только ничего не пиши на книге, а то не будут давать ее читать, а спрячут как драгоценность. Ты как-то обещал послать, между тем, недавно я был в Таганроге и книги твоей не оказалось. Какой же ты патриот после этого?» (15 авг. 1899 г.).

Мы с полным правом можем назвать Чехова создателем Таганрогской городской библиотеки. Хотя эта библиотека была основана раньше, но до Чехова она влачила жалкое существование. Чехов не только создал ценные книжные фонды, но и внес культурный стиль в работу библиотеки.

Чехов прежде всего берет на себя заботу по приобретению книг для библиотеки. Он покупает книги по заявкам, посылаемым ему из Таганрога, и по своему выбору. Чехов приобретает книги в Москве, Петербурге, за границей. Так, в Париже он приобрел для библиотеки французских классиков за свой счет. Об этом узнаем из письма Чехова к его сестре Марии Павловне от 4 марта 1898 г.:

«Денег у меня нет, но соблазн велик: я не удержался и послал в таганрогскую библиотеку всех французских классических писателей. Это стоило не дешево».

Чехов регулярно, в течение 15 лет, посылает в Таганрог партии книг, специально приобретенных им для библиотеки родного города. Даже за несколько дней до смерти больной Чехов спрашивает Иорданова: «Будьте добры, сообщите мне, получили ли Вы книжную посылку, отправленную Вам мною из Москвы в первых числах июня?»

Чехов не только покупает книги для Таганрога, он высылает книги из собственной библиотеки. Среди них много ценных и редких; особенный интерес представляют книги с автографами, подаренные Чехову его современниками — писателями и учеными.

В 1890 г. Чехов писал К. Г. Фоти:

«Между прочим, я поручил послать Вам экземпляр «Власть тьмы» Л. Толстого с собственноручной авторской подписью: я прошу городскую библиотеку принять от меня этот небольшой подарок, как со временем буду просить принять от меня все те книги с авторскими факсимилье, какие у меня теперь имеются и какие я собираю и сохраняю специально для библиотеки моего родного города».

В Таганрогском литературном музее им. А. П. Чехова сейчас хранятся подаренные писателем Таганрогу книги с автографами его современников и ряд книг с автографами самого Чехова.

Большой интерес, кстати сказать, представляет автограф Чехова на обложке сборника «В сумерках», подаренного автором любимому учителю — В. Д. Старову, преподавателю латинского языка таганрогской гимназии (Ю. Соболев, биограф Чехова, рассказывает про В. Д. Старова: «Он пользовался большой любовью учеников старших классов и со многими был в чисто дружеских отношениях... Личность Старова была, видимо, чрезвычайно симпатична Чехову и, несомненно, кое-какими подробностями его биографии он воспользовался для своего «Учителя словесности» («Чехов», 1934 г.)).

Вот содержание этого автографа:

«Владимиру Дмитриевичу Старову за Саллюстия, Овидия, Тита Ливия, Цицерона, Виргилия и Горация, за ut consecutivum, antequam и priusquam и за ночлег от бывшего ученика и автора А. Чехова 15.Х.87 Exegi monumentum aere perennius (Hor.. XII, 2) (Автограф написан в дружески шутливом тоне. В автографе перечисляются изучавшиеся в гимназиях римские писатели и называются термины латинской грамматики, которой уделялось много внимания в классической гимназии. Последняя фраза на латинском языке, взятая из стихотворения Горация, значит: «Воздвиг я памятник долговечнее меди». Эта цитата в устах Чехова представляет собою своеобразную литературную пародию-шутку, выражающую самооценку сборника «В сумерках»). Москва, Кудринская Садовая, дом Корнеева».

Подбор книг, приобретенных Чеховым для Таганрогской библиотеки, поражает разнообразием: художественная литература, общественные науки, естествознание, медицина, педагогика, сельское хозяйство и пр. Преобладают книги первых двух разделов. Подавляющее большинство книг — это сочинения современных Чехову русских и западно-европейских писателей.

Подбирая произведения классиков для библиотеки, Чехов стремится приобрести лучшие в научном отношении и красиво оформленные издания.

В письмах Чехова в Таганрог читаем:

«Скоро пришлю сочинения Пушкина, новое издание Суворина... У меня есть еще одно издание Пушкина, кстати сказать — издание Академии наук, но только первый том: больше одного тома не выходило, так как умер Леонид Майков, редактировавший издание. Когда (или вернее — если) получу остальные томы, то вышлю Вам это издание, которое, судя по первому тому, будет превосходным».

«Посылаю Вам Лескова, изд. Маркса в хороших переплетах, «Натана Мудрого» Лессинга — роскошное издание».

Заботясь о создании полноценного отдела научной литературы в библиотеке, в частности — по разделу естествознания, Чехов предупреждал таганрожцев: «Кстати сказать, теперь то и дело присылаются объявления об издании выпусками разных книг по естественным наукам. Если соблазнитесь выписать что-нибудь, то блюдите осторожность, ибо многие авторы издаются не во всей их полноте. Так, Брэма издают в сильно сокращенном виде».

Чехов создает в библиотеке два новых отдела — иностранный и справочный. О последнем он проявляет особую заботу. По мысли Чехова, этот отдел должен был сделать библиотеку для многих необходимой в их практической жизни и привлечь в нее деловую, серьезную публику и всех нуждающихся в разного рода справках и практических указаниях. С этой целью Чехов организовал ряд разделов (административный, юридический, техника, сельское хозяйство, печать, образование, театр и музыка, медицина, спорт и др.) и прибрел для этого отдела библиотеки различные справочные издания. В его письмах упоминаются словари Березина, Брокгауза и Граната, справочное издание «Вся Россия», 36 выпусков атласа Larouss'a и др.

Чтобы привлечь население Таганрога в библиотеку, Чехов рекомендует, кроме выдачи бесплатных справок, организовать в библиотеке подписку на журналы и газеты, прием всяких поручений по выписке книг, нот, пьес — «конечно, на выписке изданий библиотека заработала бы немного, но важно не это, а то, что библиотека с течением времени приохотила бы к себе публику и стала бы для нее необходимой» (из письма Чехова к Иорданову от 23 окт. 1896 г.).

Чехов не только работал по созданию ценных книжных фондов и организации новых отделов в библиотеке, он приложил много усилий для улучшения библиотечного дела, он старался ввести культурный стиль в работу библиотеки.

Чехов, отмечая в своих письмах неграмотность библиотечного каталога, дает ценные указания по его составлению. Не ограничиваясь указаниями, Чехов решил принять непосредственное участие в этой работе. Он пишет П. Ф. Иорданову: «Составлять новый каталог погодите до моего приезда. В августе я, быть может, побываю в Таганроге и останусь дня на два, чтобы составить каталог». Чехов заботится о переплетах для книг и дает ряд практических советов. Отмечая недопустимость переплетения произведений различных авторов в одном томе, Чехов просит передать библиотекарю, чтобы он «всех авторов, переплетенных по-двое, по-трое отпустил на волю, Софокла отделил бы от Мясницкого, Шекспира от «Жильца с тромбоном».

Чтобы охарактеризовать «стиль» работы библиотеки, приведем еще несколько иллюстраций из писем Чехова.

В письмах к Иорданову читаем:

«Дополнительный каталог библиотеки в самом деле никуда не годится. Страшно напутано и в общем неграмотно. Кстати сказать, в числе моих книг Вы найдете там пьесу «Театральный воробей», которая написана не мной, а И. Щегловым; книги Василия Немировича-Данченко и его брата Владимира показаны вместе в одной куче; переводчики показаны, как авторы, иностранные авторы и переводы на иностранный язык названы по-русски и т. д.».

«Каталог ужасен. Я стал было исправлять, но скоро бросил: он неисправим. Какая каша! Вагнеров пять, Никольских четыре, Плещеевых два, но все они свалены в одну кучу, отделы перепутаны; многих книг из тех, которые посланы были мною до поездки за границу, недостает. Недостает так много, что уж я собирался предложить Вам: не подождать ли нам приобретать книги до более благоприятного времени? Ведь если книги будут пропадать так колоссально и если библиотекарь будет и впредь переплетать по пяти-шести авторов в один том, то ведь в конце концов получится не библиотека, а помещение, набитое книжным балластом, который выбросят».

Чехов горячо поддерживает мысль П. Ф. Иорданова об устройстве особого здания для библиотеки и обещает ему свое участие в осуществлении этой мысли — «участие по мере сил, но самое горячее». По мнению Чехова, «городская библиотека как книгохранилище должна занимать свое собственное, просторное, привлекательное для публики помещение».

Эта мысль была осуществлена уже после смерти Чехова, когда было построено прекрасное здание для библиотеки и музея по проекту друга Чехова — академика Шехтеля.

Чехов оказывал библиотеке родного города и денежную помощь. Из письма Чехова к М. П. Чеховой (от 7 февраля 1902 г.) узнаем, что писатель завещал свои деньги из кассы взаимопомощи литераторов и ученых таганрогской библиотеке. После смерти Чехова правление кассы прислало в Таганрог 1031 рубль согласно завещанию Антона Павловича.

Несмотря на все старания, Чехову не удалось полностью осуществить свою идею о создании библиотеки для широких масс читателей.

О том, в каких трудных условиях приходилось Чехову создавать библиотеку, мы узнаем из его писем:

«Лескова посылаю своего, только извините, не в переплетах и без 6 тома. Этот том запрещен. Я положил его в пакет и написал, что он принадлежит Таганрогской городской библиотеке; это — редкость, которая современем будет стоить очень дорого» (П. Ф. Иорданову, 24 ноября 1896 г.).

«На днях я послал в Таганрогскую библиотеку всех французских классиков. Боюсь, что цензура будет держать долго и, пожалуй, заарестует половину» (А. С. Суворину, 13 марта 1899 г.).

«Посылаю вам для библиотеки немного книг и между прочим три номера Львовского журнала «Литературно-науковий вистник». Так как малороссийские журналы, издаваемые в Австрии, насколько мне известно не пускаются цензурой в Россию, то придется эти три номера держать в библиотеке под запретом» (П. Ф. Иорданову, 10 ноября 1901 г.).

Те редкие и ценные книги, о которых говорит Чехов в своих письмах и которые в старое время находились под запретом, стали доступными для народа только после Октябрьской революции.

Таганрогская городская библиотека — основная тема большой переписки Чехова с таганрожцами.

Но Чехов интересуется и другими сторонами жизни Таганрога. Проявляя заботу о благоустройстве и украшении Таганрога, Антон Павлович обращает внимание таганрожцев на необходимость озеленения города и подготовки специалистов, «умеющих судить о том, как посажено дерево», которые могли бы «наблюдать за Дубками, Карантином, Казенным садом и городскими насаждениями».

Когда хлопоты писателя, связанные с постановкой памятника Петру I в родном городе, увенчались успехом, Чехов в своих письмах в Таганрог советует поставить памятник на высоком берегу моря:

«Около моря это будет и живописно, и величественно, и торжественно, не говоря уже о том, что статуя изображает настоящего Петра, и при том Великого, гениального, полного великих дум, сильного».

Памятник был поставлен на главной (Петровской) улице города. В советское время памятник, по решению Таганрогского горсовета, был перевезен и поставлен в парке, на берегу моря, и таким образом осуществилась идея Чехова.

Когда таганрожцы собирались в 1898 г. отметить 200-летие со дня основания Таганрога Петром I, Чехов, проявляя большой интерес к истории родного города, рекомендовал им организовать историческую выставку.

«А выставку можно было бы устроить в доме бывш. Алфераки».

Дом 6 Алфераки в дореволюционном Таганроге считался самым красивым зданием. В 1870-х годах этот дом перешел в руки купцов и был превращен в коммерческий клуб. В связи с этим интересно привести описание этого дома современником Чехова — К. Народиным: «Это не здание, а дворец. Когда-то этот дворец принадлежал известному богачу и сановнику Алфераки. Громадный двухсветный зал с хорами для музыкантов, поражающая лепка, тяжелые люстры, одна из гостиных расписана итальянским художником, царская роскошь... А. П. Чехов был в последних классах гимназии, когда этот дворец превратился в клуб таганрогских купцов, собственностью которых и является это здание сейчас. Как странны здесь, в обстановке старого барского уюта, официанты, буфетная стойка, эти типичные физиономии игроков...» (К. Народин. «На родине Чехова», газ. «Киевская мысль», 1914 г., № 179).

При осмотре этого клуба у Народина возник вопрос: не здесь ли впервые была навеяна Чехову мысль о «Вишневом саде»? «Ведь, это клуб Лопахиных».

Поднимает Чехов в своих письмах к землякам и вопрос о необходимости «устройства санатории в Таганроге». Он мечтает о создании санатория на живописном берегу реки Миус.

Постоянный живой интерес к жизни родного города сохранился у Чехова до последних дней его жизни.

Он регулярно читает присылаемые ему газеты «Таганрогский вестник» и «Приазовский край», часто пишет о том, что эта газеты и журнал Таганрогского сельскохозяйственного общества он читает с удовольствием. Иногда в письмах Чехова выражено огорчение в связи с тем, что он не находит в таганрогской и ростовской газетах интересного материала из местной жизни. А в письме к Иорданову от 25 января 1899 г. Чехов заявляет:

«Какой скучный стал «Таганрогский вестник».

Характерны для нравов провинциальной дореволюционной прессы те факты, которые приводит в своих письмах к таганрожцам Чехов. В письме к Иорданову от 29 июня 1900 г. Чехов разоблачает лживую информацию, помещенную в «Таганрогском вестнике», а в письме к Г. М. Чехову от 5 марта 1898 г. Антон Павлович жалуется на то, что «Таганрогский вестник» перепечатал его рассказ, не получив разрешения автора.

Привязанность к родному городу у Чехова выражается, в частности, в том, что он часто мечтает о поездке в Таганрог, а иногда даже подумывает о переезде туда на постоянное жительство, особенно тогда, когда обострилась его болезнь. «Я кашляю. Если серьезно заболею, то придется ?—1 год пожить на родине, т. е. в Таганроге, ибо воздух родины — самый здоровый воздух. Если бы я был богат, то непременно бы купил тот дом, где жил Ипполит Чайковский» (из письма к Г. М. Чехову, 1895 г., январь). «Мне велят зимовать на юге. Вот если бы Таганрог был годен для зимовки! Я бы тогда на Компенгаузенском спуске выстроил замок» (из письма к Г. М. Чехову, 1897 г., август).

В последние годы своей жизни Чехов заинтересовался новым, индустриальным Таганрогом. В недавно опубликованном письме к М. П. Чеховой (от 8 июля 1899 г.) Чехов сообщал: «Я выеду из Москвы в понедельник со скорым, так как нужно на день заехать в Таганрог для осмотра тамошних заводов».

Но этот интерес к индустрии Таганрога не был у Чехова глубоким. Чехов не видел и не понимал того нового, что несли с собой заводы в жизнь Таганрога и России.

Видное место в письмах Чехова занимает тема степи. Чехов часто и с большой любовью говорит о приазовской степи. Весною 1887 года Чехов отправляется на юг за материалами для своей будущей повести о степи. Приближаясь к родным местам, Чехов отмечает отдельные картины знакомой и любимой с детства степи:

«Пахнет степью и слышно, как поют птицы. Вижу старых приятелей-коршунов, летающих над степью».

Как часто потом Чехов изображал в своих «степных» произведениях своих «старых приятелей»!

Попав в район станции Зверево, писатель сообщает М. П. Чеховой о своих переживаниях, связанных с восприятием степной природы, и заканчивает свое описание эмоциональной фразой: «Картина такая, что во веки веков не забудешь».

Антон Павлович пишет А. Лейкину из Рагозиной балки, где он гостил у Кравцова:

«Жил я последнее время в Донской Швейцарии, в центре так называемого Донецкого кряжа: горы, балки, лесочки, речушки и степь, степь, степь...»

Через два года, в письме к П. А. Сергеенко, говоря о том же степном уголке, Чехов повторяет: «А кругом степь, степь, степь».

Впечатления от этого степного уголка Чехов использовал в таких своих произведениях, как «В родном углу» и «Печенег».

В первом произведении, художественно изображая этот степной уголок, Чехов использовал даже тот же эмоциональный повтор, которым он выражал в письмах к Лейкину и Сергеенко свое восхищение степными просторами: «и степь, степь...».

Возвратившись с юга в Москву и закончив работу над повестью «Степь», Чехов признается в одном письме: «Пока писал, я чувствовал, что пахло около меня летом и степью. Хорошо бы туда поехать!»

Через несколько лет Чехова опять тянет в степь:

«А я стал мечтать о том, чтобы опять проехаться по степи и пожить там под открытым небом хотя одни сутки».

В 1898 году Чехов снова тепло вспоминает степь и просит своего адресата «поклониться степи».

О своей любви к степи Чехов говорит и в письме к П. Ф. Иорданову от 25 июня 1898 года:

«Донецкую степь я люблю и когда-то чувствовал себя в ней, как дома, и знал там каждую балочку. Когда я вспоминаю про эти балочки, шахты, Саур-могилу, рассказы про Зуя, Харцыза, генерала Иловайского, вспоминаю, как я ездил на волах в Криничку и в Крепкую графа Платова, то мне становится грустно и жаль, что в Таганроге нет беллетристов и что этот материал, очень милый и ценный, никому не нужен».

Чехов из скромности не упомянул здесь самого себя, хотя он широко использовал этот материал в цикле своих «степных» произведений.