(Печатается впервые, по рукописи. Написано в 1953 году, к пятидесятипятилетию Художественного театра).
Память летит к далекому прошлому, к тому, что 55 лет тому назад навсегда стало смыслом нашего существования. И вновь мысли и чувства согреты волнением, озарены счастьем и радостью незабываемой творческой жизни.
Помню наш первый год, первые шаги наши в искусстве. В июне 1898 года в дачной местности Пушкино нам было предоставлено деревянное строение со сценой - для наших репетиций. Здесь-то и произошло первое знакомство и слияние двух течений - К. С. Станиславского, возглавлявшего группу актеров-любителей из Общества искусства и литературы, и Вл. И. Немировича-Данченко с его учениками по Филармоническому училищу, среди которых была и я. Помню знаменательный день 14 июня, день начала репетиций. Перед нами открывалась новая жизнь в искусстве. Глаза горели, уши напряженно вслушивались в каждое слово. Мы знакомились друг с другом, стараясь разглядеть и запомнить каждое новое лицо. Помню, сразу привлек меня обаятельный облик М. П. Лилиной, с которой я потом всю жизнь была связана нежной дружбой. Помню умилительного А. Р. Артема, уже пожилого, красивую М. Ф. Андрееву, В. В. Лужского, А. А. Санина, П. Г. Александрова, М. П. Николаеву, М. А. Самарову. Помню совсем еще юного И. М. Москвина, моего товарища по Филармоническому училищу. Со страхом и удивлением смотрели мы на А. Л. Вишневского, уже известного актера, пришедшего к нам, молодежи, несмотря ни на какие соблазны своей начавшейся карьеры - так сильно он верил в будущее нашего молодого начинания.
Пушкинское лето навсегда осталось в памяти, окруженное атмосферой горячей веры, первых волнений и радостей нового, смелого общего дела. Перед нами была трудная, но прекрасная, манящая цель. У нас был пафос. Мы все горели...
14 октября 1898 года впервые раздвигается занавес нашего молодого театра в Каретном ряду. «Царь Федор Иоаинович» - это был большой успех И. М. Москвина, и до конца своей жизни он вдохновенно, с любовью нес этот созданный им образ, открывая в нем все новые глубины. Но к спектаклю в целом публика отнеслась на премьере не очень горячо: декорации прекрасны, народные сцены и постановка великолепны, и играют изумительно, но... это еще пока не театр.
В декабре 1898 года мы играли «Чайку» - нашего трепетно любимого Чехова. Все как один, и наши непревзойденные учителя - режиссеры и мы все, новички, напряженно ждали момента, когда пробежит первая волна по тяжелому занавесу и он начнет тихо, как бы задумчиво, раздвигаться. Мы стояли на своих местах, готовились к выходу, стояли молча, боясь глядеть друг на друга. Все было значительно. Мы знали, что решается судьба нашего молодого театра, что мы несем что-то огромное, незнакомое на суд публики, что для всех нас этот вечер в своем роде «быть или не быть». У всех была одна дума: донесем ли мы, малоопытные, малоизвестные актеры, всю поэзию, всю красоту и глубину этой тонкой, хрупкой психологической пьесы. Но общая наша сплоченность, вера непоколебимая в наших учителей, которые так смело, уверенно, убежденно изменили линию театра, а главное - любовь к Чехову, мечта о восстановлении любимого писателя как драматурга, - все это озарило спектакль и привело нас к победе.
Константин Сергеевич, Владимир Иванович, сам Антон Павлович Чехов «Чайкой» указали новый путь театру, и по этому пути, борясь со многими препятствиями, со многими отклонениями, театр шел долгие годы. Наши главари дали театру новую поэзию, новое содержание. Они приблизили его к жизни и сделали нужным для жизни. Они внушили нам навсегда стремление создавать живые образы, а не играть роли. Они бережно и любовно подходили к каждому члену коллектива, оставаясь беспредельно требовательными, но и раскрывая в нас все наши возможности, все лучшее и ценное для общего дела.
В 1902 году, когда театр перешел в новое свое здание, в котором вы отмечаете его 55-летие, на нашем занавесе появилась эмблема в виде летящей чайки - символ беспокойного духа исканий в творчестве. И действительно, все последующие годы нашей работы были годами смелых и беспокойных творческих поисков. Именно этим своим беспокойством и ненавистью к застою всегда был силен наш Художественный театр.
Я вспоминаю сегодня наше начало не для того, чтобы последовательно восстановить перед вами весь путь театра, который знал и ошибки, и заблуждения, и величайшие победы. Мне только хотелось этим воспоминанием о первых наших шагах в искусстве передать вам, дорогие мои товарищи, частицу моей горячей любви к нашему театру, мое волнение за него и думу о его будущем. Теперь, когда сама жизнь наполнилась новым содержанием и предъявляет к Художественному театру все новые и новые требования, когда такой огромной стала его ответственность перед народом, - пусть не ослабнет взмах крыльев нашей чайки, не прекратится беспокойный и смелый ее полет. Пусть никогда но исчезнет из жизни моего любимого театра дух творческого волнения и крепкого единства, с которым мы когда-то начинали его строить.