Здравствуй, венгерская лошадка, как поживаешь? Скоро ли выпишешь своего мужа? Вчера с утра до обеда у мужа сидел учитель из Гурзуфа, очень интересный молодой человек, который все время забирал в рот свою бородку и силился говорить о литературе; от обеда, впрочем, с 3-х часов до вечера сидела у меня приятнейшая начальница гимназии с какой-то классной дамой, которую она привела, чтобы на меня посмотреть; был и Лазаревский, все время, не умолкая, говоривший о литературе. И как же досталось тебе! Я сидел с гостями, слушал, мучился и все время ругал тебя. Ведь держать меня здесь в Ялте - это совсем безжалостно.
...Конст. Серг. хочет во II акте пустить поезд, но, мне кажется, его надо удержать от этого. Хочет и лягушек и коростелей (К. С. Станиславский писал Чехову 19 ноября 1903 г.: «По-моему, получается очаровательный акт. Бог даст, декорация выйдет удачная. Часовенка, овражек, заброшенное кладбище среди маленького лесного оазиса в степи. Левая часть сцены и средина без всяких кулис, один горизонт и даль. Это сделано одним сплошным полукруглым задником и приставками для удаления его. Вдали в одном месте блестит речка, видна усадьба на пригорке. Телеграфные столбы и железнодорожный мост. Позвольте в одну из пауз пропустить поезд с дымочком. Это может отлично выйти. Перед закатом будет виден ненадолго город. К концу акта туман: особенно густо он будет подыматься из канавки на авансцену. Лягушачий концерт и коростель - в самом конце. Налево, на авансцене - сенокос и маленькая копна, на которой и поведет сцепу вся гуляющая компания. Это - для актеров, им это поможет жить ролями. Общин тон декорации - левитановский»).
Шарик становится очень хорошей собакой. Лает и днем и ночью. Зубы только остры у подлеца.
Пришла m-me Средина. Будь здорова, дусик. Чуть было не написал - дурик. Темно становится. Обнимаю мою козявку.