ДОМИК ЧЕХОВА Улица Чехова, 69

Изображение этого домика знакомо каждому, кому дорого имя А. П. Чехова.

Домик Чехова

За решетчатой оградой - тенистый двор, в глубине которого среди разросшихся вишен видны белые стены с маленькими окнами и зелеными ставнями. Весь этот (Невысокий домик с крышей, переходящей в навес над входом, как бы светится приветливой улыбкой и радушием. На стене дома укреплена скромная мемориальная доска. Некогда вызолоченные буквы утратили блеск, бросается в глаза старая орфография, установлена она в 1910 году. В том же году «Чеховский кружок», организовавшийся в Таганроге вскоре после смерти писателя, обратился в Городскую управу с просьбой приобрести дом, где родился А. П. Чехов, чтобы сохранить его в неприкосновенности. Городская управа не торопилась с решением этого вопроса, и дом был куплен только через пять лет, причем до самой революции он сдавался под жилье. В 1921 году в нем была развернута первая экспозиция, а в 1933 году музей получил уже сложившееся в народе имя - «Домик Чехова». С тех пор экспозиция его несколько раз изменялась и дополнялась, но тема ее осталась прежней - таганрогский период жизни писателя.

В середине прошлого века этот дом на Полицейской улице со двором и прочими строениями принадлежал купцу Гнутову, а занимал его мелкий лавочник, бывший крепостной, Павел Егорович Чехов с женой Евгенией Яковлевной и двумя сыновьями - Александром и Николаем. Здесь в 1860 году 17 января родился у них третий сын, названный Антоном.

В домике всего три комнаты. Самая большая из них, с четырьмя окнами, имеет площадь девять с половиной квадратных метров. У таганрогских мещан такая комната называлась «залой». Служила она и столовой, и гостиной, и рабочим кабинетом. Середину занимал раздвижной стол, вдоль стен стояло несколько венских стульев с плетеными сиденьями, а в углу под множеством икон и «неугасимой» лампадой - шкафчик-«угольник».

Говорят, что здесь и стояла конторка Павла Егоровича, за которой по вечерам он производил свои нехитрые подсчеты.

Сейчас в этой комнате собраны материалы о семье А. П. Чехова. Справа и слева от входа - портреты деда и бабки писателя. Между ними ранняя семейная фотография старшего поколения Чеховых: дед, бабка и их сыновья - Павел и Митрофан с женами.

Дед писателя, Егор Михайлович Чехов, происходил из крепостных крестьян Воронежской губернии. В его портрете художник передал облик человека волевого, немного упрямого, с крупными резкими чертами лица. Из-под нависших бровей смотрят умные, суровые глаза. О незаурядности Е. М. Чехова говорит и то, что, будучи крепостным, он сумел скопить 3500 рублей, чтобы выкупиться с семьей на волю. Впоследствии, «пристроив к делу» своих сыновей, Е. М. Чехов служил управляющим в одном из имений наследников донского атамана графа Платова. Прожил он долгую жизнь и пользовался неизменным уважением и любовью. Из сохранившихся писем видно, что человек этот был не только умным, склонным к философским рассуждениям, но и обладал известными литературными способностями.

На другой стене - две родословные таблицы, рассказывающие о предках и родственниках писателя. Составлены они уже в советское время племянником Антона Павловича - Сергеем Михайловичем Чеховым по материалам, частью собранным его отцом Михаилом Павловичем, частью разысканным им самим.

Между родословными таблицами-фотография семьи Павла Егоровича Чехова. Сделана она много позже того, как Чеховы жили в этом доме. Среди братьев стоит и гимназист Антон. Это самый ранний снимок будущего писателя.

Большие портреты, написанные маслом, изображают отца и мать великого писателя. Отец на портрете выглядит не менее волевым, чем дед, только мельче черты лица, отмеченные каким-то благообразием. П. Е. Чехов был сложным, своеобразным человеком. Семья часто страдала от его тяжелого характера, но дети, в том числе и Антон Павлович, многим были ему обязаны.

Как-то А. П. Чехов говорил: «Талант в нас со стороны отца, а душа со стороны матери». Действительно, Павел Егорович обладал зачатками многих талантов: рисовал, играл на скрипке, организовал церковный хор. На одной из стен собраны фотографии старых церквей Таганрога. В них гимназисту Антоше Чехову приходилось петь по праздникам в отцовском хоре.

Смутная тяга к иной, лучшей жизни порождала неудовлетворенность мелочными заботами будней, и к своей «коммерции», как называл Павел Егорович торговлю, он относился без должного внимания и страсти, а потому никогда не мог тягаться с плутоватыми конкурентами.

Александр Павлович, старший брат писателя, всю жизнь осуждавший отца за деспотизм, вспоминает анекдотическим случай, характеризующий его торговые способности.

«Однажды летом Евгения Яковлевна, обшивая всю семью, сидела по своему обыкновению за старинной швейной машинкой Гау и шила... Вошел Павел Егорович с озабоченным лицом и сообщил:

- Экая, подумаешь, беда: в баке с деревянным маслом нынче ночью крыса утонула.

- Тьфу, гадость какая! - брезгливо сплюнула Евгения Яковлевна.

- А в баке масла более двадцати пудов, - продолжал Павел Егорович: - Забыли на ночь закрыть крышку - она, подлая, и попала... Пришли сегодня в лавку, а она и плавает сверху...

- Ты уж, пожалуйста, Павел Егорович, не отпускай этого масла нам для стола. Я его и в рот не возьму, и обедать не стану... Ты знаешь, как я брезглива...

Павел Егорович ничего не ответил и вышел. Потерять двадцать пудов прекрасного галипольского масла было бы чересчур убыточно. Масло было в самом деле превосходное и шло одинаково и в пищу и на лампады. Не пропадать же ему! Не терпеть же из-за какой-то глупой крысы крупного убытка!.. После очень короткого раздумья он решил, что крыса - животное нечистое, но что ею масло вовсе не испорчено, а только «осквернено»...

В тот же самый день Андрюшка обходил всех известных покупателей и произносил одну и ту же стереотипную фразу:

- Кланялись Вам Павел Егорович и просили пожаловать в воскресенье в лавку. Будет освящение деревянного масла...

- Какое такое освящение? Что за освящение? - удивлялись покупатели.

- В масло дохлая крыса попала, - наивно пояснял Андрюшка.

- И вы это масло продавать будете? Скажи своему хозяину, что после этого я у него ничего покупать не стану.

Павел Егорович был поражен такими неожиданными ответами. Тем не менее «освящение» состоялось...

О. Федор покосился на обстановку и в особенности на миску с маслом, облачился и начал служить молебен. Павел Егорович вместе с детьми пел и дирижировал важно и прочувствованно... В конце молебна о. протоиерей прочел очистительную молитву, отломил кусочек хлеба, обмакнул в миску и съел с видимым отвращением.

Освященное и очищенное масло торжественно вылили в бак и даже взболтали, а затем гостеприимный хозяин пригласил всех к закуске...

По окончании торжества все разошлись и разъехались, и с этого момента, к величайшему удивлению и недоумению Павла Егоровича, торговля сразу упала, а на деревянное масло опрос прекратился совсем...»

Мать писателя, Евгения Яковлевна, была дочерью моршанского торговца сукном Морозова. В отличие от отца она обладала необыкновенно мягким, покладистым характером. Вечно занятая по хозяйству, она находила время сходить с детьми в театр, рассказать им о старине, а в нужную минуту и отвести от детей «карающую руку» разгневанного Павла Егоровича. Недаром писатель, осуждая отца за необычную строгость к членам своей семьи, отзывался о матери в самых теплых и ласковых словах.

Сестра А. П. Чехова, Мария Павловна, так вспоминала о матери:

«Наша мать Евгения Яковлевна, в отличие от отца, была очень мягкой, тихой женщиной. Она обладала поэтической натурой. Я помню, с каким интересом мы слушали ее необыкновенные, фантастические, исполненные поэзии рассказы. На фоне внешней суровости отца материнская заботливость и нежное отношение к детям воспринималось нами с особенной остротой и горячей признательностью».

Евгения Яковлевна прожила большую жизнь. Ей довелось радоваться славе своего сына, ей же пришлось провожать его в Баденвейлер, откуда Чехов вернулся уже в гробу.

На простенке между дверью, ведущей в спальню родителей, и печкой - виды старого Таганрога. Вот Воронцовская пристань со скопищем подвод. Пристань была чуть ли ни самым оживленным местом в городе. Чтобы подвезти из прилегающих губерний товары в Таганрогскую гавань и развезти по России заморские вина, фрукты, оливковое масло и т. д., требовалось огромное количество подвод. Целое лето, поднимая тучи пыля, они тащились через весь город в гавань и обратно на степные дороги. Гавань была сердцем торгового города.

Тут же - вид моря у Банного съезда, где ныне расположен городской пляж. Море здесь мелководное, и вода хорошо прогревается. Сюда собирались со всего города любители воды и солнца. У братьев Чеховых это место купания было излюбленным.

В этой же комнате на стендах и в витринах собраны различные семейные бумаги: документы о приписке Павла Егоровича в купцы третьей гильдии, о пожаловании ему медали за хлопоты по общественным делам, посемейные списки разных лет, первые автографы Антона Павловича, гимназические ведомости с оценками и другие бумаги.

Следующая комната была спальней родителей. Хорошо освещенная двумя окнами, она имеет две двери: в «залу» и детскую. Стояли здесь кровать и старинный комод со множеством ящичков, на нем зеркало и нехитрые туалетные принадлежности Евгении Яковлевны. Предполагают, что после рождения Антона дверь в детскую закрыли и возле нее поставили кроватку будущего писателя.

Сейчас в этой комнате собраны фотографии, документы и картины, освещающие детские и юношеские годы А. П. Чехова. Они рассказывают о гимназических учителях Чехова, о том, какую огромную роль сыграли городская библиотека и городской театр в моральном и эстетическом формировании личности писателя.

Бросаются в глаза оригинальные фотоснимки: на главной улице среди маленьких одноэтажных домиков возвышается здание театра; направляясь к нему, улицу переходит корова; гимназический коридор с дверью в классную комнату, в которой прорезано круглое окошко наподобие тюремного глазка для наблюдения за гимназистами; вид с моря на город со множеством парусных судов на рейде и т. д.

Невольно останавливается внимание на талантливо выполненной акварели Николая Чехова, брата писателя, «Железнодорожный мост у Дубков»

Третья комната была детской. В ней стояла кровать, на которой спали старшие братья Александр и Николай. Сейчас работниками музея сделана попытка восстановить обстановку комнаты в том виде, в каком она была в годы чеховского детства. Так же, как юолет назад, здесь стоит деревянная кровать со 'Старинными подушками и покрывалом.

В «красном» углу - иконы, перед ними лампада, а на столике свечи в бронзовых подсвечниках и евангелие. Над кроватью - картина «Кающаяся Магдалина», такая же, как та, что висела в доме Павла Егоровича. В простенках между окнами - две картины с украинскими пейзажами в старинных золоченых рамах, сохранившиеся из числа подлинных вещей Чеховых.

В маленькой кухне заканчивается осмотр домика. Бросается в глаза необычайная печь, какие уже давно не встречаются в Таганроге; называют ее полуукраинской, топить ее можно и «по-летнему», и «по-зимнему». В углу - полочка со старинными флягами, на столе медная посуда, распространенная в обиходе у таганрогских мещан. Низкий потолок, маленькое окно и глиняный, тщательно вымазанный пол создают атмосферу старины, бедности и аккуратности.

Хотя в музее мало подлинных мемориальных вещей, сам его внешний вид и обстановка комнат оставляют непередаваемое впечатление «чеховской» старины. И когда посетитель выходит во двор, где широко раскинулись тенистые ветви вишен, у него возникает чувство гордости за простого и великого русского человека, родившегося в маленьком домике на тихой улице провинциального городка и ставшего родным и близким миллионам людей на всей земле.

Уходя из музея, посетители обычно задерживаются у бюста А. П. Чехова работы местного скульптора Морозовой, установлен он в 1935 году. Почти всегда у подножия его цветы: иногда это большие яркие букеты, чаще - несколько простых цветков, ветка сирени или роза - скромный, идущий от сердца знак уважения к памяти писателя от людей, посетивших домик-музей. Об их чувствах - гордости, восхищении и 'благодарности - говорят записи в книге отзывов.

Вот одна из них, которой хочется закончить рассказ о домике замечательного писателя:

«А. П. Чехов жил и всегда будет жить в сердцах читателей. Посещение домика, в котором он родился, возбуждает много мыслей о прошлом и настоящем русского народа. Хочется, чтобы в нашей жизни было еще больше красоты и света, всего прекрасного, о чем так мечтал Антон Павлович...»