Милый, дорогой, далеко не забытый Еликон! (Так в шутку Ольга Леонардовна называла Елизавету Николаевну Коншину) Спасибо Вам за упреки - я их вполне заслужила и заслуживаю. Не пишу... А почему? Да потому что живу нехорошо, рассеянно, без мысли, без чувства... Впечатления скользят и не задерживаются. Меняются города, проходят люди, все мелькает, много было милого, изящного, много серого, неинтересного... Мне с приезда в Россию так хотелось другой жизни, более сосредоточенной, осмысленной, может быть, очень одинокой, но с каким-то внутренним светом... Оторвала меня судьба и от России и от жизни, о которой мечталось.
...И я как-то даже злобно бросилась в пустую, легкую жизнь, довольствуясь мимолетными впечатлениями, и даже боюсь оставаться одной и подумать. Ах, как нехорошо... Спасибо Вам, дорогая, за присланные примечания - как и где могла я их оставить? Не бойтесь, не выпущу я письма кое-как. Буду тянуть и тянуть. Гессен пришлет мне гранки в Америку, и я буду оттягивать до лета, а там - что бог даст. Я ему сказала, если он будет гнать меня, торопить, то разорву я копии и договор (Договор с берлинским книгоиздательством «Слово» на книгу «Письма А. П. Чехова к О. Л. Книппер-Чеховой». (Вышла в 1924 г.)). Ах, как глупо складывается моя жизнь!
Ну, вот мы и в Париже. Много трескотни, болтовни. Принимают отлично. Много вижу людей, много слышу - нельзя сказать, что отрадного; думается о России, о будущем.
Город невероятной красоты. Уже радость - просто ходить по улицам, любоваться силуэтами, размахом линий, чувствовать необычайный нерв жизненный, видеть колоссальное движение... А француз... а француз среди этой красоты все же только мещанин, и узковатый к тому же. 14-го декабря. Писала Вам все это ночью, после первого спектакля «Вишневого сада». Не спалось. Я очень нервничала. Сколько всего должен разбудить в душе - и разворошить душу - этот спектакль, то есть душу наших земляков...
Пресса вообще блестящая, но все какая-то трескотня.
Очень хорошо изданы книжки Антона Павловича на французском языке. Получила наконец деньги и буду искать случая переправить их Марии Павловне.
Борис Григорьев сделал мой портрет в Насте - интересно.
Лизочка, подумайте обо мне 27-го, когда мы сядем на пароход и будем видеть удаляющийся берег Европы. Я еще не знаю, что это зрелище пробудит в душе...
Милая, узнайте, если будет время, о моих фотографиях на Кузнецком, у бывш. Фишера, и в Столешниковом, у бывш. Трунова. Посмотрите их и, если есть хорошие, попросите Елену Юльевну переслать мне хоть парочку.
А пока обнимаю Вас и целую и желаю праздников хороших и приятных. Привет Анне Николаевне и Вашей матушке.