Т. Г. Хазагеров. Стилистические функции антономасии и трудности ее выявления в рассказах А. П. Чехова

Изучение стилистической ономастики, и в особенности одного из ее важнейших компонентов - антономасии (Гальперин И. Р.//Стилистика. М., 1976; Андреева Л. Н. Лингвистическая природа и стилистические функции «значащих» имен (антономасия). М., 1965; Зинченко А. Г., Степанова А. В. Антропонимика. М., 1970; Ройзензон Л. И.//Ономастика. М., 1965. Вып. 10. Т. 1-2.) обусловлено насущной необходимостью более глубокого понимания художественного произведения.

В любом художественном произведении литературный персонаж утверждается в сознании читателя своим внешним видом, чертами характера, поступками, мыслями, своеобразной речью. Если тот или иной характер удался писателю, то в представлении читателей все его черты будут связаны с одним словом - его именем. Каждое новое имя, если оно появляется на страницах произведения, созданного рукой подлинного художника, и если это произведение читает тот, кто владеет искусством читать (а умение читать есть подлинное искусство), привлекает внимание, настораживает, вызывает определенные ассоциации, создает определенный настрой (Асмус В. Чтение как труд и творчество//Вл. 1961. № 2; Маршак С. Я. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1975. Т. 4; Щерба Л. В. Избранные работы по русскому языку. М.. 1957.).

Термин антономасия обычно применяется для обозначения тропа, «состоящего в метафорическом применении собственного имени для обозначения лица, наделенного свойствами первоначального носителя этого имени (широко известного по литературе, истории и т. п.)», например: Отелло вместо ревнивец или Дон-Жуан вместо сластолюбец (Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966.). Такого рода использование собственного имени не представляет, однако, для нас особого интереса. Связь назывного и предметно-логического значений (Арнольд И. В. Стилистика английского языка. Л., 1973. ) закреплена у подобных имен узуально. Эта связь не создается в тексте, а переносится в него. Предмет нашего исследования не узуальная, а окказиональная, контекстуальная антономасия. Нас интересуют те случаи, когда связь назывного и предметно-логического значений не закреплена узуально, когда назывное и предметно-логическое значения той или иной единицы в языке существуют раздельно и совмещаются лишь в речи, лишь в индивидуальном контексте.

Сущность окказиональной, контекстуальной антономасии заключается при этом, на наш взгляд, в первую очередь в неожиданном переключении внимания слушающего или читающего, во внезапном переходе от восприятия значения, кажущегося в том или ином контексте назывным, к представлению о том же значении как предметно-логическом. Так, весьма обычная фамилия Червяков в контексте рассказа А. П. Чехова «Смерть чиновника» неожиданно заставляет нас сравнивать чиновника с червем. Фамилия Ментреп в «Ярмарке тщеславия» Теккерея столь же внезапно ассоциируется с «ловушкой для мужчин» и заставляет нас сравнивать эту мисс с капканом (Ср. английское man (мужчина) и trap (капкан).). Для того чтобы читатель вначале подумал, что слово Червяков - обыкновенная (или пусть даже необычная) фамилия (только фамилия!), потом сообразил, что это скорее не фамилия, а своего рода художественный эпитет, а затем уже убедился, что его догадка верна (стилистический эффект обманутого и вознагражденного ожидания) (Гальперин И. Р. Очерки по стилистике английского языка. М., 1958.) , автор должен с особым мастерством организовать контекст, а читатель - проявить особенное внимание к контексту. Реализация стилистического эффекта окказиональной антономасии (по сравнению с узуальной) нуждается и в более талантливом авторе, и в более талантливом читателе.

Окказиональная антономасия как прием, основанный на стилистических эффектах обманутого и вознагражденного ожидания, более всего уместна там, где перед нами комическое во всех его проявлениях - от безобидного юмора до сатиры (Карпенко М. В. Аптрононимия как средство создания комического в художественном произведении//Тез. докл. XXI науч. сессии. Черновцы, 1965; Волкова Л. П. Антроионимия комедий Н. В. Гоголя//Там же; Привалова М. И. Функции личных имен и фамилий в произведениях М. К. С.алтыкова-Щедрина//Уч. зап. ЛГУ. Филол. науки. 1952. Вып. 18. № 161; Будагов Р. А. Наблюдения над языком и стилем И. Ильфа и Г Иотрова//Уч. зап. ЛГУ. Филол. науки. 1946. Вып. 10. № 69.). Именно поэтому таким стилистическим средством часто и эффектно пользовались Свифт, Диккенс, Теккерей, ОТенри, Гоголь, А. Н. Островский, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Ильф и Петров.

При всем различии окказиональной и узуальной антономасии у них есть и общая отличительная особенность. Одна из основных целей антономасии - максимально сжатая, лаконическая характеристика персонажа. Далеко не случаен поэтому тот факт, что к рассматриваемому стилистическому приему нередко и охотно прибегают в коротких рассказах. Мастер короткого рассказа А. П. Чехов пользовался этим приемом виртуозно. Именно в умении «сгустить типическое» (Бажов П. П. Собрание сочинений: В 3 т. М., 1952. Т. 3.) до одного имени видим мы одну из наиболее ярких черт творческой манеры Чехова. И именно на материале чеховских рассказов актуально и целесообразно проанализировать трудности выявления стилистического эффекта антономасии (Багухатый С. Д. Ранний Чехов (о фамилиях-масках и фамилиях-стилизациях)//Анализ языка и стиля художественных произведений. Киев, 1959; Колоколова Л. И. Речевые средства юмора и сатиры в творчестве А. П. Чехова (1880 - 1885); Она же. Имена собственные в раннем творчестве Чехова. Киев, 1961; Крестинская Т. П. Принципы использования личных собственных имен в рассказах Чехова 80-х годов//Уч. зап. НГПИ. Новгород, 1956. Вып. 2. Т. 2; Мгеладзе Д., Колесников Н. П. Собственные имена в рассказах А. II. Чехова//Тр. Тбилисского гос. ун-та. 1956. Т. 61; Сурова Н. В. Стилистическое назначение имен и фамилий в ранних рассказах А. П. Чехова//А. П. Чехов. Ростов н/Д, 1967. Вып. 4; Шаталов Е. А. Комические имена как элемент юмористического стиля А. П. Чехова//РЯШ. I960. № 1.).

Полагая, что стилистический прием окказиональной антономасии основан на неожиданности, нужно иметь в виду, что степень неожиданности весьма различна в том случае, когда автор имеет дело с кличками и прозвищами, и в том случае, когда автор использует фамилии и имена. Предметно-логическое значение клички лежит как бы на поверхности. Автор может по-разному обыграть его, но читатель, даже самый неопытный, уже предупрежден, он не пройдет мимо клички, не упустит из виду предметно-логического значения, заключенного в ней. Иное дело имена и фамилии. Предметно-логическое значение их спрятано достаточно глубоко. Его может совсем не быть. Это создает известные преимущества для автора, стремящегося воспользоваться эффектом обманутого ожидания. Это создает в то же время и определенные опасности для читателя, особенно неопытного: он может не понять, недооценить рассматриваемый стилистический прием, просто проглядеть его.

В рассматриваемом аспекте имеется и определенная разница между именами и фамилиями. Фамилии переходят из рода в род. С помощью фамилии-эпитета легче, логичнее выразить поэтому авторское отношение не только к персонажу, но и к той социальной среде, из которой он происходит. В связи со всем вышесказанным мы сосредоточиваем свое внимание исключительно на «значащих» фамилиях.

Научиться читать и научить читать - вот проблема, которая интересует каждого педагога - и литератора, и русиста. Что же следует помнить тому, кто не хочет проглядеть при чтении ни одной художественной детали, кто, в частности, хочет должным образом оценить стилистический эффект окказиональной антономасии?

Первое и очень важное: нужно обратить внимание на предметно-логическое значение, смысл слова, называющего чин, должность, профессию, социальное положение, происхождение и т. д., короче, на социальную характеристику персонажа (Михайлов В. Н. Собственные имена персонажей русской художественной литературы XVIII и первой половины XIX в. М., 1956.), а также на оценку названных в этих характеристиках понятий именно в тех общественных условиях, в которых создавалось данное произведение. Это предметно-логическое значение слов, дающих социальную характеристику персонажа, следует далее сопоставить с возможным предметно-логическим значением тех языковых единиц, с помощью которых названа фамилия. Конечно, эти единицы, если рассматривать их самостоятельно, не слова, но их содержание намекает на слова, и этого достаточно. Если предметно-логические значения слов, дающих социальную характеристику персонажа, и слов, на которые намекает фамилия, резко контрастируют друг с другом, что обычно характерно для всей сферы комического, или, напротив, явственно совпадают друг с другом, то можно предположить, что фамилия «значащая», и это предположение может подтвердиться в дальнейшем чтении. Так, если канцелярист назван автором Карявов (26), то возможно, что здесь нет намека на корявый почерк, но если корреспондент (а корреспондент - это сотрудник газеты или другого периодического издания, посылающий в них сообщения с мест) носит фамилию Молчанов (Комические рекламы и объявления), то это может быть уже и не случайно. И наше предположение начинает подтверждаться, когда, читая другие рассказы, мы видим, что присяжный поверенный (а присяжные поверенные должны олицетворять честь и совесть общества) носит фамилию Мошенников (Контора объявлений Антоши Чехонте), что почетная гражданка зовется Канавкина (Знакомый мужчина), что штатный смотритель уездных училищ (такую должность должны занимать во всяком случае воспитанные люди) - Хамов (Экзамен на чин), а врач - самая бескорыстная профессия!- Кошельков (Произведение искусства), ревизор контрольной палаты - Мзда (Клевета), что воинский начальник- Ребротёсов (Невидимые миру слезы), что урядники и полицейские - это Людоедовы-Хватовы (Библиография) и Дробискуловы (Закуска), а городовые - Жратва (Капитанский мундир) или Очумеловы (Хамелеон), что помещики (а помещики, с казенно-официальной точки зрения, в ту пору были сословием весьма уважаемым) - Гадюкины и Шилохвостовы (Не судьба!) или Болдыревы (Справка) и Гауптвахтовы (Забыл!), купцы (сословие тоже весьма уважаемое!) - Синерыловы (Гордый человек), Ошейниковы (Надлежащие меры), Плевковы (Оба лучше) и, наконец, даже вице-губернаторы - Лягаевы-Грызловы (Праздничная повинность) или Лопневы (Живая хирургия), а графы-Дерзай-Чертовщиновы (Оба лучше), графини - Дырины (Делец) и т. д.

Перед глазами читателя раскрывается, таким образом, страница за страницей целая сатирическая энциклопедия, в которой отведено достойное место буквально всем власть имущим. Но фамилий простых людей, обездоленных тружеников в ней нет. Эти фамилии стилистически нейтральны, образованы от обычных имен: Ефим Степанов (Спать хочется), Иван Захаров (Весной), Иона Потапов (Тоска), Григорий Петров (Горе), Денис Григорьев (Злоумышленник) и многие, многие другие. И это обстоятельство еще более усиливает эффект антономасии в тех случаях, когда автор употребляет стилистически окрашенные фамилии.

Второе, не менее важное, но, пожалуй, более трудное: нужно обратить особое внимание на предметно-логическое значение, смысл тех слов, с помощью которых создается контекст или микроконтекст, дающий портрет персонажа, описывающий его поступки, действия, речевое поведение; на оценку этих поступков другими персонажами. Эти предметно-логические значения, которые, интегрируясь, дают нам внешний и психологический портрет персонажа, следует далее сопоставить с возможным предметно-логическим значением тех единиц, с помощью которых образована фамилия. Сделать это, конечно, труднее, ибо портрет дается не одним словом, а поступки и действия, их оценка могут описываться на протяжении всего рассказа. Если предметно-логические значения слов, дающих портретную и психологическую характеристику персонажа, и предметно-логические значения слов, на которые намекает фамилия, совпадают друг с другом или, напротив, резко контрастируют, то можно опять-таки предположить, что фамилия «значащая». Так, вице-губернатор Лягавый-Грызлов даже не фигурирует в рассказе, но один маленький штрих: «Покойник Пантелей Степанович, дай бог ему царствие небесное, любил, чтоб мы почтительны были. Бывало, ежели кто визита не сделает - скрежет зубовный!» - показывает, что оценки его поступков в глазах других персонажей вполне согласуются с предметно-логическим содержанием, на которое намекает его фамилия. Или полицейский Дробискулов - маленький, чахлый, конфузливый (какой контраст между портретом и «внушительной» фамилией!). Может быть, он белая ворона? Исключение? Нет, ибо и он, «победив свою робость», говорит в конце рассказа: «Я не разбирал бы там, кто консерватор, кто либерал... Лупи в харю, всех лупи!». Здесь у читателя опять не остается сомнений: фамилия «говорит»!

Наконец, третье: следует искать сходства и различия между возможным предметно-логическим значением, скрытым в фамилии, и общим колоритом рассказа. Иногда сделать это довольно легко. Панихидин, Трупов, Погостин, Черепов, Челюстов - все эти фамилии, несомненно, создают своеобразный колорит рассказа «Страшная ночь». Иногда проследить эту связь труднее, но ясно, что, описывая быт чиновников, Чехов часто образует их фамилии от названий мелких и неприятных явлений: Перхоткин, Прорехин, Окурков, Пеплов, Ярлыков, Деревяшкин, Клюшкин, Слюнкин, Пустяков, Трухин, Семечкин, Клочков и т. п. Ясно также, зачем, описывая обстановку, в которой живут сытые, удовлетворенные своим утробным существованием люди, Чехов использует такие фамилии: Битковы, Соусовы, Кофейкины, Леденцовы и т. п.

Все сказанное выше необходимо, но недостаточно для обнаружения стилистического эффекта окказиональной антономасии. Легко заметить, что многие из приведенных выше примеров экспрессивны, значащи как бы сами по себе, даже без текста. Но значимость фамилии обнаруживается далеко не всегда так явно. Что дает нам фамилия Швейн (Праздничные) в сопоставлении со званием домовладельца, у которого двор грязен? Читатель, не владеющий немецким языком, определенно не догадается, откуда ведет свою родословную фон Ващенбах (Толстый и тонкий). Такому читателю будет непонятно, почему учитель французского языка из рассказа «Орден» зовется Трамблян (он взял напрокат на обед чужой орден и трепещет от страха, что его разоблачит коллега), непонятно, на что намекает фамилия «длинного и сухого» преподавателя физики Манже (Петров день), о чем говорит фамилия начальницы частного пансиона (втайне завидующей молодости и красоте своих воспитанниц) Жевузем (В пансионе). А разве случайно носит свое имя мисс Тфайс из рассказа «Дочь Альбиона»? Она уж во всяком случае не принадлежит к числу людей, которые могут или хотят понять вас с первого слова или с первого взгляда. Поймет ли все эти намеки читатель, не знающий немецкого, французского, английского языков? (На предметно-логическое значение всех этих фамилий намекают: нем. Schwein (свинья), Wanzenbach (клопиный ручей, источник), фр. tremblent (трепещущий), manger (есть, проедать), je vons-aimer (я вас люблю), twice (дважды).).

На первый взгляд кажется, что на помощь читателю может прийти в данном случае подстрочное примечание. Но примечание слишком рано устраняет назывное значение, слишком рано раскрывает предметно-логическое значение, навязывает его читателю. А ведь это как раз и не соответствует намерениям писателя, ибо «...остроумная манера писать состоит между прочим и в том, что она предполагает ум и в читателе, что она высказывает не все...» (Магазаник Э. Б. Поэтика имен собственных в русской классической литературе//Имя и подтекст. Самарканд, 1967.). Нужно, чтобы читатель сам сказал себе то, что хочет сказать ему автор. Именно поэтому подстрочные примечания в таких случаях встречаются сравнительно редко. Их можно было бы давать и в послесловии. Но не запоздает ли такое примечание?

В рассказе Чехова «В ландо» упоминается, например, фамилия действительного статского советника - Брындин, однако далеко не каждый читатель, владеющий русским языком, поймет, что эта фамилия намекает на такие значения диалектного слова «брындать», как «бить баклуши, шляться, шататься праздно». Фамилия Бурластов (Раз в год) не соответствует званию камергера, поскольку она намекает на такие значения слова «бурлачить», как грубить, буянить, ругаться, драться, своевольничать, или слова «бурлаковатый»- грубый и пошлый в обращении, но эти значения могут и не быть знакомы читателю. Жигало - это не каленое железо, используемое для прожигания дыр, и если фамилия Жигалов (генерал из рассказа «Хамелеон») намекает именно на это значение, то характер генерала (городового Очумелова бросает то в жар, то в холод при одной мысли о том, что обидели генеральскую собачку) обрисовывается достаточно отчетливо и этой деталью. Но разве каждому читателю знакомо слово «жигало»? Фамилия Мымрина (Брак по расчету) намекает на просторечное слово «мымра» - «несообразительный, глупый человек». Но понятен ли этот намек каждому читателю?

И в данном случае подстрочные примечания не являются адекватным средством. Совершенно очевидно, что единственным выходом из создавшихся трудностей является здесь антропонимиче-ский словарь (включающий все стилистически окрашенные антропонимы, используемые писателем). Преимущества словаря заключаются в том, что читатель обращается к нему сам. Читатель обращается к словарю в тот момент, когда сам начинает подозревать, что фамилия содержит определенный намек. В отличие от примечания словарь не навязывает, а разъясняет читателю предметно-логическое значение. Приобщение широкой массы читателей к антропонимическим словарям, несомненно, одно из самых важных средств повышения культуры чтения.

Но трудности выявления стилистического эффекта окказиональной антономасии не могут быть полностью преодолены даже с помощью антропонимических словарей. Фамилии строятся на основе

глубинных ассоциаций, и подтекстом, раскрывающим «значение» фамилии, может быть и фразеологизм. Ср., например, такие фамилии, как Жилин (Отец семейства), Стрекачов (Ворона), разве они не ассоциируются с выражениями «тянуть жилы», «дать стрекача»? Или мировой судья Отлетаев (29 июня), живущий в Отлетаевке (наверное же, его «хата с краю»!), или фельдшер Курятин (Хирургия). Курица не птица - фельдшер Курятин не врач! А Дуня Пешеморепереходященская (Каникулярные работы институтки Наденьки Н.)? Может быть, она - девица, которой «море по колено» (как же иначе можно пешком перейти море)? Или комик Фениксов-Дикообразов 2-й из рассказа «Средство от запоя»? Может быть, фамилия намекает на то, что после недельного курса лечения от очередного запоя он возрождается (не без помощи парикмахера Федора Гребешкова), прямо-таки как «феникс из пепла», до нового запоя?

Разумеется, толкование таких значащих фамилий не вызывает затруднений у читателя, обладающего достаточной фантазией. Но где же здесь граница между действительностью и досужим вымыслом? Где эта фантазия необходима и где излишня?

Самый главный вопрос в этой связи - можно ли и нужно ли подкреплять всевозможные ассоциации, возникающие в таких случаях у читателя, каким-либо справочным материалом? Как отобрать те случаи, когда этот материал действительно необходим? Совершенно ясно, что здесь не обойтись без помощи специалистов-литературоведов, без квалифицированного тонкого и точного историко-литературного анализа.

Но трудности выявления стилистического эффекта антономасии не ограничиваются и этим. Целый ряд фамилий может быть основан не только на глубинных, но и на многоплановых ассоциациях. Говорит ли нам фамилия Червяков только о червяке-ничтожестве или еще и черве гложущем? Означает ли фамилия Пришибеев, что речь идет только о человеке, обладающем неодолимым желанием пришибить всех и каждого, или этот человек и сам пришиблен, нравственно искалечен? О чем говорит фамилия Старцев? О старце-старике или о старце-монахе? А Племянникова? Каждая такая фамилия - огромная проблема. О некоторых из них немало сказано и будет говориться еще. Но мы ставим здесь точку. Ибо наша задача заключалась лишь в том, чтобы показать, как трудно выявить стилистический эффект окказиональной антономасии. И мы хотим сказать, что как бы ни трудна была эта работа, она все же необходима.

Стилистический эффект окказиональной антономасии принадлежит к числу тех языковых средств, благодаря которым отношения между читателем и писателем не сводятся к принципу: «писатель пописывает - читатель почитывает», а формулируется только так: писатель творит, а читатель читает, перечитывает и зачитывается его творениями.

Спутницы из https://sochi.indigram.info - самые красивые и изящные, готовы доставить незабываемые ощущения и исполнить все твои фантазии.